Больше, чем товарищи по кораблю
Шрифт:
"У тебя есть какие-нибудь планы на время перерыва?"
Он приглашает меня на свидание или надеется убрать гаечный ключ, который был брошен в наши дела прошлой ночью, и вместо этого вставить свой гаечный ключ в мои дела? Господи, просто разбей уже меня на части. Я не должна этого хотеть. Я знаю, что не должна, но ничего не могу с собой поделать.
" Нет".
"Я узнаю, когда Том освободится. Было бы хорошо, если бы вы поговорили".
Ну, я совершенно неправильно поняла эти сигналы.
Это
Если бы это был реальный мир, я бы заблокировала его и жила дальше, но здесь я не могу этого сделать.
Он облажался, в этом нет никаких сомнений. Однако, увидев, что он сидит у моей двери и хочет загладить свою вину… мне захотелось дать ему шанс объясниться. Даже сейчас идиот так и не извинился за свой поступок. Это не слишком высокая планка, но если извинения Тома — это то, что нужно, чтобы унять кислую боль в моем желудке, которую вызвала злость на него, то я готова его выслушать.
В угасающем свете дня я выхожу на беговую дорожку — место встречи, назначенное Оскаром и Мэдисон, — и вижу, что Том с нетерпением ждет меня там.
В это время на дорожке относительно безлюдно, большинство людей либо в своих комнатах готовятся к вечеру, либо нежатся на солнце у бассейна, но пожилая пара проходит мимо нас, пока я добираюсь до Тома, и мы медленно идем в другом направлении, пока не окажемся вне пределов слышимости.
"Мне так жаль, Элиза".
Я смотрю на него, на его обеспокоенное лицо, нарисованное оранжевым закатом, и тут же мне хочется видеть в нем не того, кто причинил мне боль, а того, кто утешал меня, когда я была расстроена.
"Я просто хотел бы прояснить ситуацию. Я не играл с тобой. У меня никогда не было планов на нее".
"Тогда почему она сказала…?"
"В тот вечер я устраивал вечеринку в бассейне после наступления темноты. Она была там спасателем. Это единственная причина, по которой я мог подумать, что она это скажет. Я не знал, что она будет там работать. У меня не было намерения… встречаться с ней снова. И чтобы выложить все на стол, она попытала шанс, но я отказался".
Охх.
О, Боже. Я действительно преувеличила масштабы, не так ли?
"Я не говорю о таких вещах ни с кем, не только с тобой. Я не думаю, что это честно по отношению к другому человеку — делиться чем-то личным. К тому же я пожалел об этом. Очень сильно. Особенно когда услышал, что вы с Харви не…"
Он вздыхает, и становится ясно, что он корит себя за это.
"Я должен был сказать тебе. Я знаю, что облажался, но
"Все в порядке".
Я должна была знать, что он не причинит мне боль нарочно. Но после идиота я по умолчанию всегда ищу в ком-то худшее. Я понимаю, почему Том солгал, когда Валентина спросила. Я много раз прокручивала этот момент в голове. Говорят о том, как попасть впросак.
"Мне тоже жаль".
"Тебе не за что…"
"С моей стороны было нечестно вот так отгораживаться от тебя", — перебиваю я.
"Я должна была обратиться к тебе напрямую, а по итогу вела себя по-детски, как будто ты поспорил. Мне следовало обратиться к тебе напрямую, но вместо этого я слишком много чего надумала, как будто ты предал меня после десяти лет брака или что-то в этом роде".
Мое преувеличение вызвало у него смех.
"Я действительно жалею, что не поступила иначе, потому что ты этого не заслужил".
Мы огибаем угол на корабле, и, увидев, что вокруг никого нет, Том останавливается и обнимает меня, отчего все напряжение, скопившееся в моей груди, как кирпичи, сбивается. До этого момента я едва могла дышать. Я обхватываю его руками, и мы расслабляемся, испытывая общее облегчение.
"Я очень скучал по тебе, Элизабет".
"Я тоже очень скучала по тебе".
Эмоции сжимают мое горло.
"Когда-нибудь у нас все получится".
Он отстраняется от меня и оптимистично улыбается, а я пытаюсь побороть чувство вины, которое колотит у меня в груди за то, что я была так нелюбезна с ним.
"Думаю, нам стоит перестать раздеваться вместе. Это может помочь".
Я хихикаю, уже чувствуя себя легче. Как ему это удается? Он всегда знает, что именно нужно сказать, чтобы подбодрить меня.
"И больше никаких общих душевых", — добавляю я.
Он вздыхает, его глаза порхают туда-сюда между моими.
"Теперь ты думаешь только о душе, не так ли?"
"Да".
И я тоже. Это проклятие розового слона.
"Мы так хороши в этой дружбе".
"Это правда. Ты свободна сейчас?"
"Да".
"Отлично. Мы идем в зал игровых автоматов".
"Зачем?"
"Затем, что если я что-то и знаю наверняка, так это то, что моя соревновательная жилка — самая непривлекательная черта во мне. Приготовься к тому, что у тебя будет болеть голова, Элизабет".
Должно быть, в воде что-то есть. Я думала, что среда должна была стать днем без отдыха. Но оказалось, что на самом деле сегодня понедельник. Я беззаботно чищу зубы, когда Гвен и Дэниел врываются в дверь, разбрасывая одежду, как конфетти. Я видела, как Гвен занимается сексом, больше раз, чем разговаривала с ней, что до сих пор вызывает у меня шок. Несмотря на напоминание о моем существовании, будучи эксгибиционистами, они продолжают свои "поиски просветления", как сказал бы Дэниел — фу — оставляя мне два варианта: стоять и смотреть или немедленно бежать.