Больше не могу
Шрифт:
Некоторое время они молчали. Илья выложил мясо в большую тарелку, разлил вино по бокалам.
— За твою свободу, Эля!
Ей хотелось спросить, ему-то что с того, но она не решилась, конечно же.
Мясо было, действительно, замечательное, и вино тоже. Настала ночь, похолодало, а они сидели и разговаривали. Илье было всё интересно: он спрашивал о детях, о братьях, о бывшем муже, почему решила подать на развод. И Эля рассказывала. Это было странно и удивительно — говорить с чужим мужчиной о своей жизни, но Илья умел слушать, и хотелось рассказывать и рассказывать.
— Ты замёрзла, по-моему, — сказал он, когда Эля замолчала. Пересел к ней на скамейку, накинул на неё свою куртку. Его рука так и осталась на плечах Эли. — Ты всё сделала правильно. Нет никакой полигамии и моногамии, есть два человека и то, что между ними происходит. Либо это любовь и уважение, либо можно словесный огород городить до небес, оправдывая свою неверность и непорядочность. Можно ещё научных терминов по сусекам наскрести. Толку-то?
— Почему ты сказал, что не был женат?
— Когда все говорят, что был, да? — улыбнулся он. — Ну все так думали, а я не разочаровывал их. Вижу, ты в курсе моих дел? Всё нормально, не переживай. Никаких страшных тайн, а шила в мешке не утаишь. Ия как сестра мне была.
— Какое красивое имя! Как у актрисы.
— Да, мы с ней шутили: Ия и Илья. Она была сирота, но при каких-то опекунах. И вот пока училась, они что-то с её квартирой намутили, которую ей выделили, как сироте. Я хотел, чтобы она судилась, помог бы ей. А она сказала: жизни и так мало отпущено, чтобы на это тратить. Пусть, типа, возьмут эту квартиру, им нужнее, а ей незачем, у савана карманов нет. Так и сказала. Хотела ехать в специальный интернат доживать. У неё было редкое генетическое заболевание, мышечная дистрофия. Всё тело сковано, и положение лишь усугублялось. Я не дал ей в интернат ехать, сюда в село её привез, поближе к природе, к здоровой пище, к чистому воздуху. Она очень умная была, ироничная, не теряла оптимизма. И когда уже понимала, что уходит, сказала, я лучшее, что было в её жизни, её названый брат. Сказала, счастлив буду. Интересно, когда?
— Когда сам захочешь, тогда и будешь. Ты сам не хочешь.
— Всё-то ты знаешь! — он притворно сдвинул брови и слегка потряс Элю за плечи. — Давай вино допьём, и по домам. А то ты спишь почти!
* * * * * * * * *
Эля проспала до одиннадцати часов после вчерашнего «банкета».
Нужно убрать посуду: вчера они всё оставили, была глубокая ночь, их клонило в сон после вина. Оба не привыкли выпивать, видимо.
Она всё убрала и вынесла мусор. Вернувшись на участок, обнаружила там Илью.
— Привет! Извини, что не помог! Что-то поплыл вчера, — виновато сказал он.
— Это уже сегодня, а не вчера, мы до трёх часов просидели с тобой.
— Тогда понятно, почему я до полудня проснуться не мог! Ладно, Пётр Петрович пришёл за ноутбуком, разбудил, а то я ещё спал бы, наверно.
— Соня, — улыбнулась Эля, которая сама проснулась немногим раньше.
— Я за тобой пришёл, — сообщил он. — Петрович же пасечник, пчеловод. Притащил мёд разный. Пойдём дегустировать?
— Просто так неинтересно
— Есть всё, кроме муки.
Эля ушла в дом и вернулась с мукой и сковородой. Насыпала корм собакам и спустила их с цепи.
Они с Любашей были у Ильи, но в гости он её пригласил впервые.
— А сковородка зачем?
— Это моя любимая, на ней удобнее жарить оладьи.
— Любимая сковородка? С тобой не соскучишься!
— У каждой женщины, которая готовит, есть любимая сковородка.
— Буду знать.
Кухня оказалась достаточно просторная, чистая и светлая, как и весь дом. Большой холодильник, современная плита.
— Ого! — доставая продукты из холодильника, удивилась Эля. Чего там только не было!
— С пожилых за ремонт телефонов и прочей техники денег не беру, да там и ремонтировать, как правило, нечего, просто нажмут что-то не то и разобраться потом не могут. Но пожилые люди очень благодарные, они не могут просто так уйти, потому тащат мне продукты, всё норовят накормить. Растолстею скоро такими темпами.
— Тебе не грозит, — улыбнулась Эля, замешивая тесто.
…Обед, больше напоминавший завтрак, подходил к концу. Оладьи удались, и мёд весь был очень свежий и вкусный.
Эля мыла посуду, размышляя о том, что они уже в который раз едят вместе. «Может, уже съехаться», — посмеивалась она про себя. Но хозяин сказал, что в этих стенах он исключительно один.
Вот и сейчас сидит за столом, задумался. Вроде, недавно они вполне весело и оживлённо беседовали. Делились воспоминаниями о студенческих годах. А теперь он опять ушёл в себя.
— Спасибо за дегустацию, — напомнила о себе Эля, вытирая сковородку. — Я домой.
— Уже уходишь? — он вышел из задумчивости, поднялся и пошёл к выходу из кухни. Встал, облокотившись о косяк, загородив двери.
Какой-то он сегодня особо загадочный!
Эля стояла перед ним, подняв бровь, легко постукивая дном сковородки по ладони. Интересно, он собирается уже выпустить её из кухни?
Взгляд Ильи недвусмысленно остановился на её губах, и сердце Эли ушло в пятки. Рука со сковородкой замерла. Наваждение продолжалось несколько секунд, потом Илья словно очнулся. Убрал руку с косяка, отодвинулся от двери.
— Иди домой, Эля, подальше от греха, — тихо сказал он. — Вечером с собаками погуляем как обычно.
— Хорошо, поняла. — Она сделала шаг к двери, но её словно бес попутал. — Трус.
— Что?! — Илья вытаращил глаза от неожиданности, быстро вернулся в исходную позицию, загородив двери. — Никто не смеет так меня называть! Даже ты! Бери свои слова назад!
— Хорошо, беру, ты не трус, — Эля снова принялась постукивать сковородкой по ладони. Илья опять отодвинулся от двери. — Ты не трус. Просто я старая.
— Эля, нет! — с отчаянием сказал он и снова загородил двери. — Нет! Ты не понимаешь! Ты заставляешь меня надеяться на то, на что мне надеяться нельзя! Заставляешь верить в то, что не может сбыться! Я слишком расслабился, размечтался!