Большей любви не бывает
Шрифт:
Она покачала головой и мягко улыбнулась.
— Я была слишком занята. Мне пришлось растить детей. Мне тогда исполнилось двадцать, и я была самой старшей. Моему брату Филипу было лишь шестнадцать, и он изо всех сил старался заменить детям отца. Через год он уехал в университет. Джорджу было двенадцать, Алексис шесть, маленькой Фанни четыре, а Тедди — два годика. Они были такие забавные. — Она усмехнулась, а пораженный Патрик воскликнул:
— И вы сделали все это… одна? Удивительная женщина!
— Мама поручила
— И что с ними потом стало? Где они сейчас? Эдвина вдруг почувствовала, что ей хочется рассказать о своей семье этому почти незнакомому человеку.
— Мой старший брат, Филип, погиб на войне шесть лет назад. Джордж — гордость нашей семьи. Когда погиб Филип, он бросил Гарвард и вернулся домой, а потом уехал в Голливуд и добился там больших успехов.
— Как актер? — полюбопытствовал Патрик.
— Нет, у него теперь своя студия. Они сделали несколько отличных фильмов. И он только что женился, пару недель назад. — Эдвина улыбнулась. — И еще Алексис, та, о ком я говорила, я ее встречу в Лондоне. — Эдвина не стала объяснять, почему ее сестра находится в Лондоне. — И Фанни, наша хозяюшка, ей пятнадцать. А младшему, Тедди, — тринадцать.
Эдвина говорила о своих близких с гордостью, и это тронуло Патрика.
— И вы со всеми справились! Браво! Не понимаю, как вам это удалось?
— Я просто делала что могла. День за днем. Никто не спрашивал, хотела ли я. Это надо было делать, и все. И я любила их всех. — После паузы она добавила:
— Я делала это для них… для мамы… Она осталась на пароходе искать Алексис. А потом… когда мужчин не пустили в шлюпки, она решила остаться с папой.
Патрик представил себе ужасную сцену: дети, покидающие тонущий корабль в одной шлюпке с Эдвиной. Вот почему она с такой тоской смотрела теперь на океан — вспоминала ту страшную ночь.
— Я думаю, они рассчитывали, что будет еще одна спасательная шлюпка. Никто не понимал, что их очень мало и какая безнадежная сложилась ситуация. Никто не сказал нам, что мы должны немедленно покинуть пароход. Оркестр продолжал играть, не было ни сирен, ни гудков, а на морозе стояла толпа людей, считавших, что у них впереди еще много времени, а между тем незаполненные шлюпки спускали на воду. Может быть, мама думала, что уедет позже или дождется с отцом другого парохода…
Эдвина повернулась к нему, к этому незнакомцу, который мог бы стать ее родственником, и сказала ему правду. Она прятала ее от самой себя одиннадцать лет.
— Долго-долго я ненавидела ее за то, что она сделала… не за то, что она оставила мне детей… но что она предпочла умереть вместе со своим мужем, потому что любила его больше, чем нас… что позволила своей любви к нему убить ее. Это меня долго мучило… я чувствовала себя виноватой, что оставила Чарльза, а не поступила, как она. — Слезы покатились по щекам Эдвины. — Но я не осталась с ним… я уехала в первой же шлюпке вместе с детьми… я забрала их и оставила маму, папу и Чарльза умирать, а сама спаслась.
Рассказывая это, Эдвина чувствовала, как с нее спадает бремя вины, тяготившее ее почти двенадцать лет. Она придвинулась к Патрику, и он обнял ее.
— Вы же не могли знать, что потом случится.
Они же надеялись уплыть на другой шлюпке или верили, что корабль не потонет…
— Я не знала, что прощаюсь с ними навсегда, — всхлипывала Эдвина, — я едва поцеловала Чарльза… и больше никогда их не увидела.
Она уже не могла больше сдерживаться и плакала в объятиях Патрика.
— Больше вы и не могли ничего сделать. Вы все делали правильно… такая уж злая судьба. И вы не должны винить себя за то, что выжили, а они нет.
— Но почему мама осталась с отцом? — спрашивала Эдвина, как будто Патрик мог это знать — он мог только догадываться, как и она.
— Возможно, ваша мама слишком любила вашего отца и просто не мыслила дальнейшей жизни без него. Такое иногда бывает. Она разрывалась между любовью и материнским долгом и понадеялась, что вы займете ее место при детях.
— Но это было несправедливо по отношению к детям, ко мне… и мне пришлось жить без Чарльза. — Она говорила с какой-то злостью, первый раз высказывая свои самые потаенные мысли. — Иногда я ненавидела ее за то, что она умерла, а я спаслась. Почему я должна была жить с такой болью? Почему я должна была жить без него?
Почему?..
Эдвина не могла продолжать. Они все ушли, и она пережила это. Она посвятила жизнь любви к Чарльзу и родителям и воспитанию детей. Патрик понимал, как ей было трудно.
— Жизнь порой так несправедлива.
Ему хотелось утешить и успокоить ее. Он был рад, что она выговорилась. И по тому, как рассказывала Эдвина, он понял, что она в первый раз признавалась в своих мыслях, особенно когда осуждала выбор матери.
— Извините, — взглянула Эдвина на Патрика, — я не должна была вам все это говорить.
Она начала рукой вытирать слезы, и Патрик протянул ей красивый платок с вышитым гербом. Эдвина с благодарностью его взяла.
— Обычно я стараюсь не говорить на эту тему.
— Я понял, — улыбнулся ей Патрик. — Как жаль, что мы не встретились двенадцать лет назад, я бы отбил вас у Чарльза, и вы бы прожили гораздо более счастливую жизнь, и я тоже. Я бы не женился, на ком не следовало. Мне тоже хочется излить вам свою душу, Эдвина, — продолжал он. — Я женился на двоюродной сестре Чарльза со стороны его матери. Очень «достойная» девушка, как говаривала моя мама, но, боюсь, я слишком поздно осознал, что она не любит меня.