Большие дела
Шрифт:
Цвет пристально на меня смотрит и не отвечает. Соображает. Он и сам не дурак, вообще-то, наверняка всё это уже приходило ему в голову, а сейчас просто получает ещё одну точку зрения. Взгляд немного с другого ракурса.
Поговорив с ним, я иду к телефону и звоню Скачкову.
— Виталий Тимурович, здравствуйте.
— О, приехал, пропажа? Мне с тобой поговорить нужно.
— А можете сейчас на стадион подъехать?
— Ну… - он замолкает, прикидывая, есть ли у него время.
— Может, в штабе встретимся?
—
— Ладно, минут через тридцать буду. У памятника Кирову встану, увидишь там.
Я оставляю Игоря и выхожу наружу, нахлобучивая капюшон с меховой оторочкой и запахивая «Аляску». Игорь недоволен, что я остаюсь без охраны, но мне всего-то сто метров пройти, а врагов-то вроде и нет. Не пошлёт же Ашотик ко мне ассасинов из самой Москвы. Нет, он может и каких-нибудь местных отморозков мобилизовать, но, всё-таки, это маловероятно.
Я прохожу уже половину дистанции, как вдруг:
— Э, как тебя, Бро, слышь-слышь!
Впору закатить глаза и воздеть к небу руки. Ну, кому я понадобился? Я шагаю дальше, не останавливаясь. Дышу морозным воздухом, охлаждаю буйну головушку.
— Ну подожди, чё ты…
Я оборачиваюсь, только заслышав приближающиеся шаги. Ко мне торопится саблезубый и два его дружбана подельника.
— Это…
Он нерешительно останавливается на уважительно приличном расстоянии.
— Слышь… а ты чё, в натуре, с Цветом этот катран замутил?
— Ну, допустим, — чуть киваю я.
— Бляха… — он оглядывается на своих спутников. — Ништячно, да, пацаны?
Те смотрят на меня безо всяких эмоций.
— Это, короче, - продолжает железная челюсть. — Ну, мы типа это… извини, в натуре, братан.
— Ладно, - киваю я, глядя ему в глаза. — Извиняю.
Я поворачиваюсь, чтобы идти, но он меня не отпускает.
— Слышь, это, Бро, братан… А чё правда, ты Корнея вальнул?
— Врут, — отвечаю я и начинаю злиться.
Какого хрена!
— Ну ладно, чё ты, мы ж чисто по-пацански. Ты, говорят, пацанчик чёткий.
— Врут, - повторяю я и на этот раз уже не оборачиваясь, иду к машине.
Скачков стоит около своей ласточки и внимательно смотрит в мою сторону, оценивает ситуацию.
— Всё нормально? — спрашивает он, когда я приближаюсь к нему. — Это что за молодая блоть?
— Автограф просили, — усмехаюсь я.
– Понятно, - кивает он.
– Ну что, поедем посмотрим наши хоромы?
– Почему бы и нет? Полюбились они вам?
– Ну, да, есть такое дело.
– Расставаться жалко будет?
– Не понял, - хмурится он и поворачивается ко мне.
Я объясняю ему, что от нас требуют партия и правительство, и что имеется немаленькая вероятность переброски его на всесоюзный уровень и назначение в Москву. В ДОСААФ.
– Вы, Виталий Тимурович, ещё полны
– Вот, не знаю, Егор, насчёт того, по плечу или нет. Какая-то очень глобальная задача. Где я людей доверенных столько возьму? Нужно ведь на местах не абы кого ставить, правда? Первому встречному не расскажешь о некоторых направлениях нашей деятельности, да? И чего делать?
– Во-первых, сначала концентрируемся на официальной стороне проекта. Как известно, не объять необъятное, это знание нам ещё товарищ Прутков завещал.
– Официальная сторона вопроса не позволит привлечь большое количество ветеранов, а я своей главной задачей вижу, чтобы у парней как-то жизнь наладилась. И не только у офицеров, понимаешь?
– Всё нужно решать постепенно. Присмотритесь к людям, подберёте подходящие кандидатуры и будете внедрять наши методы. Всё по имеющимуся образцу, штаб-квартиры, дисциплина, обучение и прочее. Сразу начнёте в нескольких городах и в Москве, разумеется, тоже.
– Батю твоего привлеку, - заявляет Скачков и пытливо на меня смотрит.
– Я с тобой об этом и хотел поговорить, вообще-то.
– Только туда, где неофициальная сторона не подразумевается.
– А что, думаешь, он такой чистоплюй, что откажется? Он не девчонка, а боевой офицер.
– Мне известно, что он способен на отважные поступки, но если он узнает, что к этому делу имею отношение я, боюсь, это будет для него серьёзным ударом… Будет переживать, но не за себя, а за меня.
– Ну, может быть… Ладно, подумаю ещё…
Мы проходим по нашим «закромам Родины». У Скачкова здесь всё чётко. Дневальный, занятия, комната отдыха для ночных смен, тренажёры. Он тут прямо небольшую военную часть развернул с оперативным штабом.
Идём с ним и на совершенно секретный объект, в покосившуюся халупу. Вид у неё довольно жалкий и, можно даже сказать, нищенский. Покосившиеся стены, почерневшие брёвна, мутные стёкла. Внутри старая продавленная кровать, рассохшийся шкаф с ветхим тряпьём, стол, два стула, печка, потемневшие фотографии на стене. С потолка свисает провод с патроном и вкрученной в него лампочкой.
Пахнет затхлостью и унынием. Мы спускаемся в заваленный хламом подпол. Тимурыч включает длинный фонарь на четырёх круглых батарейках и подсвечивает темноту. Здесь на удивление просторно, но бросаются в глаза следы тлена. Пыль, паутина. Похоже на декорации для ужасника.
У дальней стены стоит стеллаж с древними, поросшими мхом домашними соленьями. Стеллаж этот устроен таким образом, что легко сдвигается в сторону и открывает путь к потайной двери, ведущей в настоящий бункер. Там хранится наш арсенал. А ещё там оборудована «банковская ячейка» с бронированной дверью, доступ к которой есть только у меня и у Платоныча. Золото, алмазы, бриллианты. Пока, правда, тайник пуст.