Большие дела

Ромов Дмитрий

— Да что ты? — качаю я головой. — Я милого узнаю по походке. Он носит, носит брюки галифе…

— Егор, — весело хмурится Галя. — Вечно ты со своими шуточками.

— Он что, к тебе клеится? — спрашиваю я. — Ты не забывай, он порнограф. Озабоченный извращенец.

— Ничего он не клеится. Перестань, у нас с ним чисто дружеские отношения.

— Дружеские? Серьёзно? Со Снежинским? Куда катится этот мир! Галочка, я в твою личную жизнь, конечно, лезть не могу, к сожалению. Но умоляю, ты его только ни к комитету, ни к прожектору на пушечный выстрел не

подпускай. Поняла? Это я серьёзно, вообще без шуток.

Она хлопает глазами.

— Или ты уже? Галя!

— Нет, ну а что такого? Он просто помогает с…

— Галя, нет, только через мой труп. Или через его. Или через твой. Ясно тебе? Чтобы никаких Снежинских здесь не было!

— Но… вообще-то за него проголосовали. У нас же место одно в комитете освободилось после Кургановой. Вот его и…

— Галя, — перебиваю я, — никаких Снежинских. Нравится он тебе, дружба у вас, или любовь, а может, любовь к порнографии, но чтобы здесь его не было. Хоть что делай, а то вместе с ним пойдёшь работу искать. Нет, я сказал.

— Так его выбрали уже…

Твою ж дивизию. Да вы что, охренели все?!

— Галь, я тебя уважаю и люблю, как товарища, но повторять не буду. Делай, что хочешь.

— Егор, ну ты хоть поговори с ним для начала.

Я бросаю на неё взгляд полный разочарования и выхожу. Иду к директору и обсуждаю текущие дела, а также возможности увольнения Снежинского. Не хватало, чтобы он здесь вынюхивал всё. А ещё я договариваюсь, чтобы временно, пока Пашка в больнице, водителем приняли кого-то из Скачковских.

Обсудив дела, еду домой. Приплачиваю водителю за сверхурочную работу, и он не возражает против того, чтобы ещё немного меня повозить.

Дома я надолго не задерживаюсь, обнимаюсь с родителями, дарю подарки, проглатываю котлеты и снова ухожу, обещая Раджу, что сегодня обязательно с ним погуляю.

Я выхожу из подъезда и сталкиваюсь нос к носу с Геной.

— О, Егорка, здорово! — радуется он. — А я смотрю, твоя машина, думаю, ты приехал. А за рулём не Пашка. Непонятно. Дай, думаю зайду, поздаровкаюсь. Ну как ты, боец? Дочь мою видал?

— Видал, дядя Гена, вот сейчас только от неё еду. Кланяться тебе велела. Обними, говорит, папулю моего и поцелуй.

Я расставляю руки, как бы для объятий, но он пятится назад и лицо его делается чуть испуганным.

— Ты это… хорош… я понял, понял всё… А ты на машине, да? Можешь меня подкинуть?

— Не вопрос, — соглашаюсь я.

— Только это, я тут не один…

— Да-а-а? Радость-то какая? Женщину что ли встретил?

— Ага, — кивает он, не глядя мне в глаза и тут же озирается по сторонам. — Так довезёшь что ли?

— Конечно, довезу, я же сказал. Где подружка-то твоя?

— Да щас. Выйдет. Через минутку.

И точно, не проходит и минуты из его подъезда выходит женщина. Она молодая и очень даже ничего, вполне симпатичная. Честно говоря, вообще девчонка ещё. И, что интересно, я её знаю. Это же Лариса Дружкина. Ну, дядя Гена, ты и ходок.

Он немного смущается, но быстро берёт себя в руки.

— Так что,

ладно, поехали, что ли? Вы же знакомы уже, да?

Ещё бы, знакомы, конечно. Лариса щеголяет в подаренном мной джинсовом костюме и наброшенной поверх него и незастёгнутой норковой шубке. Она улыбается и забирается в машину. В интересном мире живём, честное слово.

Едем. Первыми выходим мы с Игорем, а водитель увозит Гену с Ларисой. Игорь остаётся внизу ждать, когда вернётся тачка, а я поднимаюсь к Платонычу. На удивление дома никого не оказывается. Я долго жму кнопку звонка, но никто не появляется. Блин. Надо было позвонить по телефону, прежде чем ехать. Разумеется…

Не застёгивая пальто, я спускаюсь вниз и встаю рядом с Игорем. В любом случае, нужно ждать машину, а может, и хозяева вернутся с минуты на минуту…

И да, они возвращаются, вернее, только Трыня. Он заходит во двор со стороны Арочной и останавливается у последнего подъезда под фонарём. Я вижу, что он не один, рядом с ним взрослый мужик. Они жмут руки, и мужик уходит. А Трыня идёт к своему подъезду.

— О! Егор! — радостно восклицает он. — Здорово! Приехал наконец-то?

— Привет, Андрюха! Ага, приехал. Ну иди скорее, обнимемся с тобой. Он стучит, поднимаясь по деревянным ступеням и подходит ко мне.

— Слушай, — щурюсь я, — а это что, Эдик Снежинский с тобой был?

— А чего такого? — вмиг делается он колючим и настороженным. — Я что, отчитываться должен?

15. Утро красит нежным светом

Так. Ситуация, кажется, начинает выходить из-под контроля. Эдик, сучёнок, никак не успокоится. Кружит вокруг меня, кружит, но, правда, осторожно, пока и прихватить-то его не за что. Вернее, прихватить его можно, причём конкретно. Порнуху никто не отменял. Ход делу, конечно, не дали, но при желании его можно раскочегарить. Все возможности имеются.

Но за что? Вроде ничего не делает плохого, за что его карать и казнить? Просто за то, что он мне не нравится? А он мне действительно не нравится. Очень сильно не нравится.

И он это знает, но, тем не менее, продолжает свои козни. Может, это никакие не козни, может, он действительно стал «добрым», как Печкин, получивший велосипед? Не знаю. Но проверять как-то и не хочется.

— О, какой строгий, — качаю я головой, глядя на Трыню. — Домой-то позовёшь, или мне здесь Платоныча ждать?

— Чё ты говоришь-то такое, — возмущённо начинает он. — Пошли. Когда такое было, чтобы я тебя не позвал?

— Не было, конечно, — отвечаю я, когда мы входим в подъезд. — Просто ты так дёрнулся, когда я про Снежинского спросил, что после этого что угодно можно предположить.

— Да знаю я, — на ходу машет рукой Трыня, — ты его недолюбливаешь, потому что он раньше всем гадил. И тебе тоже. Но сейчас, когда он пересмотрел взгляды на жизнь, он стал совсем другим человеком.

— Блин, Андрюх, да будь он хоть сто раз самый распрекрасный чел на земле, я просто не понимаю, что у тебя может быть с ним общего.