Большие дела
Шрифт:
Мы останавливаемся у последнего бокса. Тут стоит голубая «жига». Ворота гаража приоткрываются и из них выглядывает уже знакомый мне Гога.
— О, наши приехали, — щерится он. — Давайте, заходите скорее.
Мы заходим. Ашотик с расквашенным носом сидит примотанный к стулу перед смотровой ямой. Слева и справа от него стоят наши парни. На стеллаже стоит кассетник и задаёт ритмичный позитив:
— Ра-ра-распутин, Рашас грейтист лав машин…
— Да у вас тут прямо ревущие девяностые, — хмыкаю я.
— Ревущие,
— Девяностые, Мамука Георгиевич, — не соглашаюсь я, — девяностые. Уж поверьте. Паяльник кто-нибудь додумался захватить?
Вопрос вызывает недоумение, впрочем, внимание участников собрания приковано к Ашотику, а совсем не ко мне. Я подхожу к краю и заглядываю в яму. Там понуро, со связанными за спинами руками, стоит ещё парочка чуваков. Явно гости со стороны Ашотика. Один поднимает голову и я узнаю Пёстрого.
— А, перебежчик, — киваю я ему, — здорово.
— Ашотик смотрит на Абрама и пренебрежительно сплёвывает перед собой, попадая на своих же пацанов в яме.
Раздаются смешки. Гы-гы-гы.
— Сука, Абрам, — сипит Ашотик. — Считай, ты покойник, хорёк вонючий.
— Смотрите-ка, — усмехается Абрам, — какое самообладание. Ну надо же. Где бензин?
Ему услужливо подают коричневую металлическую канистру. Да он Тарантино насмотрелся, что ли?
— Поговорим, Ашотик? — спрашивает он.
Ашотик не отвечает и ещё раз сплёвывает, попадая на Пёстрого. Тот шипит и матерится. Абрам кивает и открывает канистру. Он подходит к краю ямы и начинает расплёскивать горючее, поливая узников.
— Э! Э-э-э! — доносятся возгласы из подземелья.
— Прохладно? — улыбается Абрам Ашоту. — Замёрз? Ну ничего, сейчас согреешься. Либо ответишь на мои вопросы, либо сам станешь факелом, как твои шохи.
Я, конечно, всякое в жизни повидал, но подобные расклады мне никогда не нравились и я здесь, по большому счёту совсем не нужен. Нахрена он меня притащил? Узнать, кто меня заказал? Мог бы и сам выяснить. Рассказал бы потом и всё.
Я гляжу на Амира. Он, похоже, тоже не в восторге от того что присутствует на этом празднике жизни. Абрам двумя руками поднимает канистру и тонкой струйкой начинает лить на Ашотика. Бензин булькает, плещется, и Ашотик орёт, как резаный.
— Хорош орать, как баба, — увещевает Абрам. — Просто скажи, что я спрошу и всё закончится.
— Я твой мама рот… — орёт Ашот и захлёбывается в бензине, начинающем литься обильной струёй. — А! А! А-а-а!!!
— Какая сладкая музыка, — усмехается Мамука. — Да ты певец у нас, Муслим Магомаев, да? Ой, нет, ты у нас Арно Бабаджанян и Шарль Азнавур. Чё ты орёшь, «Мурку» давай!
Народ ржёт. Абрам тоже. Только я и Амир не смеёмся.
— Спички дайте! — командует предводитель Абрам. — У кого есть?
Ему подают.
— Ну что, Ашотик, пи*дец котёнку, срать не будет?
Взрыв смеха. Или поговоришь со мной, бензонасос херов?
— Пошёл ты нах*й! — отплёвываясь орёт Ашот.
— Плохой человек, невоспитанный, — качает головой Абрам и достаёт из коробка спичку. — Некультурный.
Он чиркает по тёмно-коричневой боковине и, вытянув руку, поднимает вспыхнувшую спичку над ямой.
— Нет! — раздаётся снизу. — Не надо! Мамука Георгиевич! Пожалуйста!
— Пожалуйста? — зло переспрашивает он. — Пожалуйста, да? А когда в меня стреляли, никто «пожалуйста» не сказал? А? Пёстрый, сука, продался, да? Так, шакалы, быстро мне овеча…
Он не успевает закончить, и я остаюсь в неведении относительно того, что именно он хочет узнать. Снаружи вдруг раздаётся вой сирен и звуки подъезжающих машин. Да, про котёнка он, кажется, точно подметил. Сейчас нам всем здесь устроят вот этих самых котят и маски-шоу походу…
В ту же минуту в гараж залетают менты автоматами без прикладов. Эти придурки даже закрыться не додумались…
— Всем стоять, ни с места!
— Фриз! — подхватывает тему кассетник на стеллаже голосом Бони М, — Ай эм Ма Бейка! Пут ёр хендс ин зе эйр!
Ma Ma Ma Ma — Ma Baker — she never could cry…
26. План больше не нужен
Ноги вместе, пятки врозь, поднимите руки над головой, ноги на ширине плеч. Начинаем производственную гимнастику. Нет, это просто атас. Это надо было так влипнуть! Нахера я вообще попёрся с этим придурком Абрамом! У меня тут дела такие… А какие, собственно? Дела-то мои как раз и связаны с отловом этого урода Ашотика Большого-пребольшого… Так что, где я ещё мог бы быть в этот момент?
Нас выводят из гаража. Хроники сицилийской мафии, бляха-муха. Руки за голову, проходим в «Пазик». Вот подстава так подстава. Всех обыскивают и находят пару стволов. Преступное сообщество, банда, ёпрст… Тут и Чурбанов не захочет мараться, чтобы вытащить меня из этого дерьма.
— Брагин, ко мне! — раздаётся вдруг хлёсткий приказ.
Я поворачиваюсь. Во как! А ты-то здесь откуда?! Вроде как не дело ГУБХСС по гаражам бандосов отлавливать.
— Это мой рейд, — пожимает плечами старина Дольф, большой и непобедимый, как Иван Драго. — Иди сюда, вставай рядом.
Абрам прожигает меня взглядом из окна автобуса, а Ашотик Большой изрыгает лавины матов, затопляющие всю округу. Его уводят в «буханку». Я киваю Абраму, мол что смогу, то сделаю. Посмотрим, сможет ли Лундгрен-Драго-Торшин помочь выдернуть нашу банду. Хотя бы её главарей.
— А этот чё? — спрашивает рыжий старлей, кивая на меня.
Торшин делает ему знак и что-то говорит на ухо. Тот бросает на меня удивлённый взгляд и, кивнув, проходит мимо.
— Чего сказал ему? — тихонько спрашиваю я.