Большие дела
Шрифт:
— Он по другой части, не переживайте. С нашим бизнесом никак не связан.
Есть такие парни, у которых от выпивки шторка падает и они становятся невменяемыми. Лезут на рожон, делаются агрессивными, смотрят исподлобья, быкуют, а наутро вообще ничего не помнят и выглядят, как травоядные лапочки. Мамука, конечно, и утром не лапочка, но и вот этого беспредельщика в нём обычно не замечается.
— А ты чё, дерзить будешь? — спрашивает он медленно прикрывая, а потом резко открывая глаза.
Я отыскиваю
— Это чё за сигналы, а? Ты чё в натуре, как тебя там!
Амир подходит и пытается отвлечь босса задавая отвлечённый, не связанный с делами вопрос:
— Мамука Георгиевич, а вам хачапури какой заказывать?
Хитрость удаётся и внимание Абрама переключается на гастрономическую тему, а я двигаю в сторону Бориса.
— Ничего себе, — говорит он, — у вас тут заведение. Это как так?
— Что наша жизнь? — многозначительно декламирую я. — Игра! Пойдём вон туда присядем, поговорим спокойно.
Я подвожу его к столику у окна и делаю сигнал бармену.
— Боря, ты заказал уже что-нибудь?
— Коньяк, — отвечает он.
— Кофе хочешь? У нас неплохой.
— Можно, да. Послушай, это твоя что ли контора?
— Что ты, — усмехаюсь я, — скажешь тоже. Я миноритарный акционер.
Я смотрю на этого человека и думаю, кто бы мог сыграть его в кино. Может быть Джигарханян в молодости. И с длинными волосами.
Пальцы у Галиного любимчика унизаны перстнями. Две гитары, зазвенев, жалобно заныли… А перстни непростые, с брульянтами. Как бишь его зовут-то, Бриллиантовый Мальчик? Вроде да.
Он выкладывает паспорт. Безо всякого конверта и намёка на конспирацию. И то верно, чего нам бояться-то…
— Откуда? — спрашиваю я.
— Нехороший вопрос, — говорит он, пожимая плечами.
— Но надёжный вариант хотя бы? Не нарисуется потом этот… Исаков Пётр Порфирьевич тысяча девятьсот тринадцатого года рождения с судебным иском?
— Нет, всё чётко. Сгинул человек, вот только паспорт и остался. Прописан в общаге. Там не проживает сто лет, его никто и не вспомнит никогда.
— Смерть криминальная? Труп не найдут?
— Не найдут. Нет его. По крайней мере, продавец меня в этом уверил.
— Ну, если продавец уверил…
Я кладу на стол пухлый конверт. Буряце заглядывает, прикасается к деньгам, проверяя, не кукла ли. Не кукла дорогой, у нас всё честь по чести.
— Тысяча? — спрашивает он.
— Тысяча, — киваю я и замечаю в его взгляде тоску по упущенной выгоде.
Он оглядывает помещение, столы, посетителей и впадает в печаль.
— Борь, я бы дороже не взял. Я недавно за тысячу три первоклассных паспорта купил, понимаешь?
Он чуть улыбается, оценив, что я догадался о его сокровенных мыслях и кивает.
—
Я выкладываю перед ним несколько разноцветных фишек.
— Вот, если хочешь позабавиться, можешь попробовать. Ты играешь вообще-то? Азартный ты?
Он ничего не отвечает, рассматривая, крутя и ощупывая фишки.
— Нет, — наконец, говорит он и отодвигает от себя эти красивые, разноцветные кружочки. — Мне нельзя. Всё проиграть могу, даже душу свою.
Ну что же, понимаю. Он выпивает коньяк и уходит, а я иду к себе в номер и звоню Злобину, а после него тем, с кем ещё не успел поговорить. Скударнову, Брежневу и Новицкой. Договариваюсь о встречах, об ужинах и прочих посиделках. С Новицкой ещё говорю и о деле, о Гурко, оказавшимся, как ни странно, защитником Снежинского.
— Всё в работе, говорит, но окончательное решение ещё не принято, — рассказывает мне Ирина.
— А когда уже примут-то? Сколько нам ещё в подвешенном состоянии болтаться?
— Ну, в принципе, какая разница, можем и повисеть, не горит.
Это тебе не горит, а мне стратегию надо корректировать в зависимости от того будет решение или не будет.
— Ещё знаешь, — говорит Новицкая, — он про Снежинского спрашивал.
— А что спрашивал-то?
— Ну, моё мнение о человеке, о рабочих качествах.
— Твою ж дивизию! А ты что ему сказала?
— Сказала, что он хорёк вонючий пасквиль на меня сочинил. Но это он и сам знал, через него же мы проблему и решали с этими доносами. Непонятно, короче.
— Ага, непонятно. Может, попросил кто за него? Мы же не одни такие просители, думаю ему с утра до ночи приходится подобные вопросы решать.
— Не знаю. В общем спросил и всё, один раз только.
— Ну, а твой ухажёр не проявлялся больше?
— Кто-кто? — удивляется она.
— Арсен, кто же ещё-то? Или ты ещё кого-то завела? Нет, я не против, конечно, лишь бы не мудило вроде этого козла.
— Так, Брагин, ты что-то разговорился, по-моему! — недовольно одёргивает она меня.
— Ну извини, не чужие же люди, беспокоюсь о тебе, из головы не выходишь.
— Всё, прекращай уже.
— Прекращаю. Уже прекратил. Ир, знаешь что, приходи ко мне после работы. Поужинаем, поболтаем, на рулетке судьбу испытаем.
— Какая рулетка, с ума что ли сошёл?
— Ну, без рулетки давай. Приходи, правда. А домой мы тебя довезём потом. Давай, хоть посмотрим друг на дружку.
— Ладно, посмотрим. Только давай завтра, ладно?
Поговорив с ней, я звоню нотариусу по номеру, полученному от Скударнова. Мировая тётка, которая помогает решать проблемы, разговаривает со мной очень холодно и через губу, но всё-таки разрешает приехать лично и объяснить, что мне нужно.