Большие дела
Шрифт:
— Да, Егор… В общем, тут вот какое дело. Это связано с катранами нашими… Э-э-э… Короче, я сейчас остался за старшего по точкам, ну, Плешивцева-то ваши взяли. У нас раздувать не стали, уволили его по-тихому задним числом и всё. Но дело не в этом. Я вот что думаю, пока паны ссорятся, у мужиков… или как там…
— Чубы трещат? — подсказываю я.
— Ну вроде того. А нам зачем? Одним словом, я хочу предложить сотрудничество.
Во как…
— Сотрудничество? — переспрашиваю я. — Это как вообще? Типа мы что будем делать?
— Я могу пока в одностороннем… — он запинается и замолкает, но потом заставляет себя договорить, — порядке…
Хм…
— Хм… — говорю я. — Я, конечно, рад, правда рад, но хочу понимать мотив. Почему? Вы человек системы, у вас там всё схвачено, Плешивцев выбыл, теперь вы вместо него. И должность тоже вашей будет, наверное, или даже уже. И в чём тогда дело?
Он облизывает пересохшие губы и озирается. Завидев официанта, машет ему рукой. Ещё кофе. Точно сердце выпрыгнет.
— Да ну как сказать, — сжимает он внушительного размера кулак, как у Ивана Драго. — Так-то оно так, но я бы хотел и при вас в деле остаться.
— В смысле?
— Да слухи-то ходят. Люди говорят, вы хотите под себя всё забрать.
— Люди говорят? Серьёзно? Нет, это даже не смешно. А как забрать-то? Может, поможете?
— Ну… — мнётся он, — я ж про это и толкую.
Во как… Это что, типа подстава какая-то? Но не может же он так натурально играть…
— Как вас зовут? — спрашиваю я.
— Василий Альбертович, — отвечает он.
— Василий Альбертович, я правильно понимаю, что вы хотите продолжить управление своими игровыми точками, если формально контроль перейдёт от МВД к… к другой силовой структуре?
— Ну, я многое знаю, вернее, людей многих. Я, собственно, с самого начала в деле, от возникновения. Да. Хочу. Может, при вас дела лучше пойдут, потому что перспективы роста есть, но у нас там одни урки практически ошиваются, а это, знаете, не самый лучший вариант. Трудно начать было разговор этот дурацкий…
Ему явно становится лучше. Он вообще, судя по всему, неробкого десятка парняга, но не дипломат явно. Перенапрягся и переволновался.
— Ну, а если всё останется, как было?
— Да вот не надо, чтобы оставалось. Надо зарабатывать, пока есть возможность. В общем…
Он замолкает.
— В общем, Василий Альбертович, я вас услышал.
Терпеть не могу, когда так говорят. Услышал. Ну, и что дальше, если услышал? Но вот бывает, что иначе и не ответишь.
— Я, честно говоря, удивлён, — продолжаю я. — Этот разговор меня удивил. Но и обрадовал тоже. Я вам сказал, что искренне рад сотрудничеству, так вот, я не соврал. Но я далеко не самая важная шишка, вы же понимаете. Поэтому мне нужно со старшими товарищами поговорить, доложить, порекомендовать, объяснить. Это везде одинаково работает, во всех структурах.
Я и сам мент, чуть не срывается у меня с языка. Впрочем, когда это было-то…
— Да-да, — кивает он. — Я это понимаю, разумеется. Тем не менее, на нашем уровне, мы можем поддерживать какие-то контакты. Я знаю, что вы курируете не только московскую точку, но ещё и сибирские. У нас тоже есть подвязки за пределами столицы и даже в Сочи. В любом случае, обмен оперативной информацией, другие вопросы, всё это мы можем решать совместно.
Он встаёт, и я тоже поднимаюсь, протягиваю руку. Интересное кино. Интересное.
— А с кем наверху связан Караваев ваш? — спрашиваю я, про Печёнкинского куратора или покровителя. — Кто на вершине пищевой пирамиды?
— Рахметов, — не задумываясь отвечает Торшин, — Хамза Николаевич. Он зам Щёлокова, большой человек.
— Тоже из БХСС?
— Нет, он вообще транспортник, но так-то со многими связан-повязан. Есть ли над ним кто-то я не знаю.
— Транспортник? — уточняю я.
— Ну, из управления транспортной милиции, — поясняет капитан. — Он совсем недавно замом стал.
Транспортник — это интересно. Это кое-что да значит. Сердце ёкает, сигнализируя, что идея, которая приходит мне в голову, может быть неплохой. Хо-хо. Торопиться не будем, конечно, сначала всё обдумаем. Да и время ещё имеется. Да…
— Что же, — говорю я с улыбкой. — Признаюсь, разговор прошёл в гораздо более позитивном ключе, чем я изначально предполагал.
Он тоже улыбается. Вернее, усмехается.
— Но, — продолжаю я, — наверное должно пройти ещё немало времени, прежде чем мы начнём полностью доверять друг другу.
Полностью, конечно, никогда не начнём, но это и так ясно.
— Наверное, — соглашается он. — Тем не менее, я рад, что мы поговорили.
— Я… — начинаю я говорить, что тоже рад, но не успеваю, потому что на меня обрушивается настоящий вихрь.
— Егор! Ты что! Приехал и не позвонил! Нет, ну вы только гляньте на него!
Я вижу перед собой Галю. Не фабричную, а другую, самую главную Галю на земле, Галину Леонидовну. Она стоит передо мной, уперев руки в бока и смеётся. Борис Буряце, сопровождающий её смотрит спокойно и практически без эмоций, лишь с лёгкой усмешкой.
— Галина! Какое счастье. А ведь я только прилетел. Вот только что, практически сию минуту.
— Нет, мне даже не позвонил, а сам тут вон с какими гренадёрами чаи гоняет! — оглядывает она Торшина-Лундгрена.
Он её, судя по всему узнаёт, поэтому уважительно кивает и в мгновение ока растворяется в небытии. Галя с Борей присаживаются за мой столик и делают заказ тут же, как из-под земли появившемуся официанту. Пирожные, чай, кофе.
— Попался, Егорка, — смеётся Галина. — Ну, всё, теперь ты от нас не отделаешься, не ускользнёшь. Пока все соки из тебя не выпьем, не отпустим.