Большие девочки не плачут
Шрифт:
Дэвид не сразу нашел нужные слова.
— Меня немного беспокоит темп, с которым вы теряете вес, да и давление у вас довольно высокое. Эмма, должен сказать, что вы не очень-то хорошо выглядите, и если это из-за таблеток, то у меня действительно нет другого выбора, кроме как…
— Вы не можете отнять у меня таблетки! Не можете! Погодите еще немного. Клянусь, в следующем месяце у меня все войдет в норму, вот увидите. Я буду питаться нормально, и вы увидите, что все это естественно, что со мной так и должно все происходить. Да вы потом только обо мне и будете говорить.
Природная хитрость и инстинктивное
— Вы только подумайте, что произойдет, когда благодаря мне эта история распространится по Соединенным Штатам и Британии. У меня, как вы знаете, есть связи. Хотя бы один издатель попросит меня сделать из этого сенсацию, иначе и быть и не может. А именно я специалист по рассказам о похудении. А когда в СМИ узнают, что я и была подопытным кроликом… Вот это будет история! Да я буду востребована всеми дневными ток-шоу Запада с моими фото «до и после»!
Она посмотрела на него как на соратника и продолжила без намека на угрозу:
— Вы ведь хотите, чтобы я была на вашей стороне, так ведь?
Дэвид уловил решимость родственной души. Он знал, что она ни перед чем не остановится, лишь бы продолжать участвовать в эксперименте. Она твердо вознамерилась принимать таблетки, невзирая на то, какое действие они оказывали на ее здоровье.
Была, впрочем, одна лазейка, которая давала ему возможность отстраниться от вины за то, что он позволил ей продолжать и дальше губить себя. Если бы он точно знал, что Эмма принимает мнимое лекарство, что ее чрезмерное снижение веса можно приписать невротической вере в магию «пустышек», тогда бы он не отвечал за последствия. Репутация оксиметабулина и эффективность лекарства остались бы незапятнанными.
Но как ему узнать, что она принимает, когда секреты участников эксперимента столь тщательно защищены компьютерной программой, к которой у него нет доступа? Все данные были введены таким образом, что ни один человек не мог сопоставить имя участника эксперимента с видом выданного ему лекарства. Только по окончании эксперимента пароль активизирует список имен и перечень лекарств. По крайней мере, так было в теории. Дэвид знал компьютеры достаточно хорошо, чтобы понимать, что не бывает системы, в которую нельзя проникнуть, и если и есть человек, достаточно хитроумный для того, чтобы перехитрить машину, то это он. Он тихо рассмеялся.
— Что смешного? — спросила Эмма, сложив на груди руки в ожидании плохих новостей.
Дэвид брезгливо посмотрел на нее.
— Да так, кое-что вспомнил, к вам это не относится.
Он откашлялся и сделал вид, будто читает свои записи, прежде чем принять решение.
— Ну что ж, полагаю, попробуем еще месяц, а там посмотрим, как пойдут дела.
Эмма едва в обморок не упала от облегчения, когда он протянул ей белую упаковку с таблетками.
— Я вас не подведу. Вот увидите. В следующий раз все будет в порядке, — прибавила она.
Она поднялась и тут же исчезла за дверью, прежде чем он успел передумать, а может, и забрать у нее таблетки. В приемной она одарила кого-то несколько истерической улыбкой и тотчас бросилась к Марине и Терезе, которые сидели рядом и нервно беседовали, ожидая вызова.
— Привет обеим!
Столь шумно выраженное приветствие внушало тревогу,
— Привет, Эмма. Все в порядке?
Этот туманный вопрос в общем-то и не требовал ответа, но Эмма была слишком возбуждена, чтобы сдерживаться.
— Четыре стоуна. Ну не фантастика ли! Никогда не чувствовала себя так здорово. Нужно, конечно, настроиться соответствующим образом, последить за фигурой, но я уже начала делать упражнения, а если уж взялась за цикл упражнений, то можно выправиться за шесть недель, и я считаю, не пройдет и нескольких недель, как я дойду до девяти стоунов.
Ее взгляд бешено метался от Марины к Терезе, но когда она увидела выражение их лиц, вдруг резко закрыла рот. В последнее время она наблюдала такое же выражение на многих лицах. Что-то заставляло людей смотреть на нее вот так. Она все поняла. Ее не в меру возбуждало то, что она стала почти худой. Ей хотелось идти по улице и кричать: «Посмотрите на меня! Посмотрите на меня!», но ее безумие еще не зашло так далеко. Вместо этого она копила свою радость внутри, собирая ее в сплошную массу бредовых признаний, которые готова была выплеснуть на всякого, кто проявит интерес.
Она понимала, что говорит слишком много и слишком быстро, и решила попробовать обуздать свои чувства и представить более достойный портрет самой себя в новом обличье. На этой стадии она еще сохраняла капельку объективности, хотя иные аспекты ее поведения и вызывали некоторую тревогу.
— А как насчет того, чтобы мы втроем потом поужинали? Устроим девичник, а?
Неожиданно испугавшись того, что они отвергнут это предложение, она сменила тему.
— Мне это нужно для статьи. Я готовлю сенсационный материал для «Санди Таймс» о своем участии в эксперименте с этим лекарством, и если кто-то еще добавит что-то к моим ощущениям, то это не помешает. Угощаю.
Ее отчаяние было столь очевидно, что Марина и Тереза не смогли ей отказать. Первой заговорила Тереза:
— Что ж, отлично, Эмма. Но мы здесь пробудем еще с полчаса. Сегодня что-то очень медленно двигается очередь.
Марина вскочила, чтобы поддержать свою подругу.
— Может, мы лучше где-нибудь встретимся? Зачем тебе тут маяться?
— Да нет, я с радостью подожду здесь. Мне здесь нравится. У меня тут возникают чудесные ассоциации! Да вы не торопитесь.
Эмма надела наушники, включила плеер и уплыла в свой особый мир, в котором она была стройной, прекрасной и счастливой.
— А чего это она так улыбается? — прошептала Марина.
Тереза пожала плечами.
— Не знаю, но у меня от этого мурашки бегут. И зачем мы согласились пойти с ней?
— Если я правильно помню, предложение приняла ты.
— Я должна была это сделать. Это ведь все равно что ударить Бемби [29] , если сказать «нет». И потом, чего это ей вздумалось пристать к нам ни с того ни с сего? До сих пор она не проявляла к нам интереса.
Марина пожала плечами.
29
Речь идет о диком олене из книги австрийского писателя С. Зальцмана (1869–1945) «Бемби» (1923).