Большие девочки не плачут
Шрифт:
А может, и нет, подумала Марина, вспомнив глаза Дэвида, когда тот оценивающим взором осматривал ее тело.
Марина почувствовала облегчение, когда Тереза отказалась сообщить, каков процент жира в ее теле. Должны же у нее быть хоть какие-то секреты.
— И что было потом?
— А, как обычно. Там был еще один врач. Он послушал мое сердце, измерил давление, спросил, чем я раньше болела. Думаю, он был разочарован, когда узнал, что я такая здоровая. Потом мне дали таблетки.
Она открыла сумочку и достала простую белую упаковку с белыми немаркированными таблетками внутри. Они были похожи на средства от боли без клейма. Да разве можно возлагать такие надежды на эти маленькие кругляшки?
Марина
— У тебя есть какие-нибудь соображения, тебе достались настоящие таблетки или «пустышки»?
Тереза покачала головой.
— Наверное, этого не знает и сам Дэвид Сэндхерст. Это так называемый «двойной слепой» эксперимент. Все дело в том, что если он узнает, кто получает оксиметабулин, то может подсознательно содействовать тому, чтобы эти подопытные вели себя не так, как те, кто получил «пустышки». Или что-то вроде этого. Да мне, в общем-то, все равно. Сколько приходилось читать о людях, которые принимают сахарные пилюли или что-то подобное и излечиваются от рака, потому что верят в то, что таблетки помогут им вылечиться. Вот и я такая. Я верю, что у меня настоящий препарат и что я через несколько месяцев стану тощей, как супермодель, и докажу, что таблетки настоящие.
Предсказание Терезы повергло Марину в безотчетную грусть. Что-то в нем было и от Марининых невысказанных надежд. Так вот, значит, для чего она это делает — чтобы стать тощей, как супермодель. Но разве ей не хотелось получить от жизни чего-то еще?
Глубже анализировать собственные мотивы у нее не было времени, потому что она услышала, как выкрикнули ее фамилию.
Ну пожалуйста, пусть весы покажут меньше четырнадцати стоунов. Ну пожалуйста, пусть весы покажут меньше четырнадцати стоунов. Ну пожалуйста, пусть весы покажут меньше четырнадцати стоунов. Эмма тихо напевала заклинание и при этом крутила пуговицу то в одну, то в другую сторону. Крепкая нить ослабла, распуталась и наконец оторвалась от пуговицы.
Под толстенным пальто на ней было тонкое платье — смешно для температуры ниже нуля в промозглый мартовский день. Она перебрала всю свою одежду, пока не остановилась на самом легком одеянии (три унции). Ни нижнего белья, ни колготок на ней не было (две унции), а под шляпкой Энни Холл [23] скрывалась короткая стрижка, результат решительного посещения парикмахерской накануне (по ее оценкам, еще по меньшей мере четыре унции). В целом она была умеренно оптимистична. Даже счастлива.
23
Героиня одноименного американского фильма (1977) режиссера В. Аллена.
ГЛАВА 10
Нью-Йорк в апреле прекрасен. Мучительная летняя влажность еще не пришла, и все вокруг голубое, яркое и панорамное.
Марина молча смотрела из окна своего гостиничного номера, не в силах найти не избитые слова для описания того, что она видела. Раньше она не была в Нью-Йорке, хотя много путешествовала. Она видывала и более яркую естественную красоту, а прожив всю жизнь в Лондоне, была знакома с ритмичной музыкой пульсирующего современного города. Но это было нечто другое.
Это было нечто другое, потому что она была другой. С того времени, как месяц назад в компании «Перрико» весы показали унизительные четырнадцать стоунов тринадцать фунтов, она скинула двадцать фунтов и три размера одежды в придачу. Она разбиралась в арифметике диеты и знала, что похудела так резко потому, что пила много, но какая разница? Скинуть столько за такое короткое время — это приятно.
Месяц
Она пришла к выводу, что ей не следует обращать слишком много внимания на рекомендацию Дэвида питаться нормально. Жизнь у нее настолько бурная, что еда занимает в ней последнее место. И впервые в жизни личная жизнь пересеклась со служебной.
Пол Джером. После той неловкой встречи в ресторане, когда Тереза впервые заподозрила, что он гей, она так и не смогла вести себя с ним непринужденно, как прежде. При встрече с ним Марина уклонялась от прикосновения к его лицу губами, так что поцелуй получался воздушный, вроде как товарищеский, из тех, которые она презирала. Когда они беседовали, молчание становилось все более заметным и все менее приятным.
Она утратила крепнувшую было дружбу, которая подпитывала ее угасшее воображение пленительными возможностями скрасить обычно такое унылое Рождество. Она знала, что не имеет права чувствовать себя обманутой, если он и вправду гей. В конце концов, она уже пришла к выводу, что он ей не союзник. Или, скорее, не союзник, пока она весит пятнадцать стоунов. Но с тринадцатью стоунами, да еще с тенденцией на снижение… кто знает?
Ей удалось подавить обычно возникающую в таких случаях жалость к самой себе. Она развлекла себя не ведомым доселе, но приятным образом — посмотрела на себя в зеркало. И то, что увидела, ей понравилось. Она увидела женщину, явно с лишним весом, но далеко не уродину. И увидела костюм — да-да — две части одежды, юбку без резинки на поясе, но на пуговице, которая не препятствовала кровообращению. И пиджак, который можно было застегнуть и чувствовать себя в нем удобно, а можно и расстегнуть, не стыдясь, что будет виден пояс юбки. Она наслаждалась этим новым ощущением, свободой выбора, которая открылась перед ней, как только она стала терять в весе. И, уверенная в себе и спокойная, Марина спустилась вниз, чтобы присоединиться к остальным членам делегации, собиравшимся на ужин.
— Марина, да ты сказочно выглядишь!
Пол Джером подбежал к ней, чтобы поздороваться. Она знала, что его комплимент искренен, и даже щеку не отвернула от его восторженного поцелуя. Просто не могла этого сделать. С места не могла сдвинуться. Потому что сразу все увидела, едва переступила через порог.
Пол стоял в углу, увлеченно беседуя с Марининой секретаршей Элеонорой. Тонкая Элеонора. Женственная. И язык, на котором они разговаривали, явно был гетеросексуальный, понятный обоим.
Она не ожидала, что все так обернется. Вес сбросила. Пришла ее очередь. Скверно все-таки, что Пол не гей. (Или хорошо?) Но может, еще хуже то, что, как выяснилось, он не гей, а, как все остальные, пленился десятым размером и пустым личиком.
Она быстро взяла себя в руки и изобразила широчайшую улыбку.
— Спасибо, Пол. И когда же ты приехал?
— Вчера. Дай, думаю, потрачу лишний день на то, чтобы полюбоваться городом.
Еще как полюбовался, подумала Марина. Когда Элеонора спросила, можно ли ей приехать на день раньше, чтобы встретиться с другом, Марина радостно согласилась, страстно желая разделить вновь обретенное благорасположение с преданной секретаршей.