Большие девочки не плачут
Шрифт:
В театр они вечером не пойдут. В музеи тоже. Когда опустятся сумерки, и гулять никто не пойдет, и никто не откроет окно, чтобы послушать музыку дорожного движения. Они так и не прикоснутся к жизни за гостиничными стенами. И не дадут Нью-Йорку возможность изменить их самих. Разве это нормально?
И разве нормально то, что я тут сижу с глупой улыбкой, делая вид, будто слушаю всех этих роботов, бубнящих о звездах и цветочках?!
На секунду ее охватило какое-то безумие, и ей стало сладостно. Вот сейчас она встанет, уйдет с собрания и побежит в Центральный парк, где сыграет свою роль в этом фильме — будет грести на лодке по озеру, спускаться вниз по извилистым дорожкам пологих склонов…
— Марина! Марина! —
Марина вздрогнула и из грез вернулась к реальности.
— Что такое? — прошипела она в ответ.
Она был недовольна и вторжением в ее фантазии, и красотой Элеоноры, которая так привлекала Пола Джерома.
Элеонора отпрянула, изумленная тоном Марины, но быстро пришла в себя и прошептала:
— Произошло нечто ужасное.
Разумеется, невозможно доказать, что Энди Клайн «перепутал» Маринины слайды, которые она приготовила для своего главного утреннего выступления. Как и все страницы текста. Никакой суд не вынесет приговор на том основании, что Марина будто бы что-то разглядела в глазах Энди, когда тот наблюдал за тем, как Элеонора сообщает ей это печальное известие. Но Марина все знала.
Она сделала все, что можно. Ночью не ложилась спать, пока не напечатала новый текст на своем ноутбуке, а в гостиничном бизнес-центре ей изготовили несколько слайдов на ацетатной пленке. Однако все равно недоставало цифр для подкрепления некоторых позиций. Все выражали сочувствие по поводу «утраты» текста выступления, но в глубине души она понимала, что никого это не волнует. Да будь она повнимательнее, как внимательны мы, думали, наверное, они, так положила бы на ночь свои слайды под подушку. Но она не такая, как мы. Ей бы расплакаться от того, что ее отчет приняли холодно, но она слишком устала, проведя ночь совершенно без сна.
В конце апреля на собрании ТФБП присутствовало лишь человек двадцать. Но не только посещаемость упала. Ощущение было такое, будто находишься в летнем лагере в конце сезона. Собравшиеся громко разговаривали, чтобы заполнить пустоту помещения. Люди собирались по углам маленькими группками, чтобы обсудить запретную тему.
Присутствовавшие раскололись надвое и в зависимости от своих убеждений объединились в неравные группировки. С одной стороны находились вновь принятые члены и активисты, которые отвергли приглашение «Перрико», с другой — подопытные кролики. Но их разделяла не только философия. Женщины, включившиеся в программу с использованием препарата, изменились. Было такое впечатление, что все они похудели, хотя некоторые, возможно, тщательно продумали, что надеть, другие сделали новую прическу или макияж. Сестринский союз разбился на два лагеря — «они» и «мы».
Когда вошла Марина, тишина вирусом расползлась по комнате. Ее похудевшая фигура казалась обвинением враждебной аудитории. Ее неумолимо потянуло к соратницам по эксперименту «Перрико». Глядя на сияющих соратниц, которые явно стали следовать советам по уходу за собой, предлагаемым женскими журналами, она тотчас увидела разницу между собой и остальными.
Впервые в жизни Марина сознательно надела длинное. Никогда раньше она так долго не выбирала одежду. Если бы она так не нервничала, то рассмеялась бы над своими лихорадочными попытками выбрать одеяние, которое скрыло бы ее начинающую вырисовываться фигуру. Да зачем я это делаю? — спросила она сама себя, утонув в парашюте из синтетического шелка. Она даже смочила свои фирменные кудряшки и, выпрямив их, точно старая дева, собрала волосы на затылке в пучок. Макияж призван был сообщить ей деловой вид. Ей даже удалось прибрать скулы, которые торчали чуть ли не вызывающе. Не раздумывая слишком долго над тем, какое впечатление она производит, Марина вышла из квартиры, слишком занятая другими мыслями, чтобы анализировать
В действительности ее смущала та женщина, в которую она превращалась. Ненужное приподнятое настроение, теплом разливавшееся по телу, вызывало у нее отторжение, и это случалось всякий раз, когда она становилась на только что купленные суперсовременные цифровые весы и фиксировала очередное снижение веса. Щеголяя своей женственностью, как девушка, вступающая в период половой зрелости, она ощущала пустоту и неудовлетворенность. Ей хотелось повесить плакат себе на шею, чтобы всем встречным было ясно, что она не на диете, что усадку дает ради науки, а не ради красоты. Всю жизнь Марина думала только о том, как бы похудеть. Теперь она поняла, что, по сути, всерьез даже и не помышляла об этом. Пока это не стало реальностью.
И вот теперь это происходит, но она не готова. Поэтому и пытается скрыть свои намерения. К несчастью, у нее ничего не вышло. И вот она оказалась в царстве женщин, где похудевшее на дюйм бедро с точностью радара вычисляется с расстояния в сотню ярдов. Когда она шла по комнате, очертания фигуры едва заметно прорисовывались сквозь тонкую ткань, окутавшую ее тело, так что у смотревших на нее не оставалось никаких сомнений насчет того, что Марины стало меньше.
Члены группировки спускавших жиры приветствовали ее появление в своих рядах с разной степенью теплоты. В то время как все они с облегчением воспринимали то, что объемы их одежды увеличиваются, позволяя отогнать волну негодования, поднимающуюся на другом конце комнаты, каждая вместе с тем ловила себя на том, что нервно оценивает масштаб Марининого похудения и сравнивает его с собственным. Женщины принялись втягивать животы и придавать лицам томные выражения, лишь бы казаться тоньше других.
— Тереза, какое счастье, что ты здесь!
Марина схватила Терезу за руку и увела ее в сторону. Тереза была рада этому, особенно потому, что, по ее расчетам, она сбросила по меньшей мере на полстоуна больше, чем ее подруга.
— Марина, ты ужасно выглядишь! Кто-то умер?
Несколько секунд Марина обдумывала это критическое замечание.
— Да нет, просто сюда торопилась. Задержалась на работе и домой пришла в последнюю минуту.
Да я стала законченной лгуньей! И сама во все это верю.
— Тогда рассказывай, как там Нью-Йорк? Хотела позвонить тебе вчера вечером, но была в спортзале.
— С каких это пор ты стала ходить в спортзал? Разве Дэвид Сэндхерст не говорил, что мы должны вести нормальный образ жизни и не предпринимать ничего нового?
— Все это мне известно, но дело в том, что он должен согласиться, что раз уж теряешь вес, то появляются новые возможности. Раньше я физически не могла ходить в спортзал, но теперь у меня появилась дополнительная энергия, и я не знаю, куда ее деть.
Марина внимательно посмотрела на Терезу. У нее появился какой-то особенный блеск в глазах, улучшился цвет лица, и румяна тут ни при чем. Она неловко жестикулировала, вероятно затем, чтобы скрыть, как трясутся руки, что было заметно. В целом она выглядела как одна из этих раскрашенных актрис в «Долине кукол» [27] , демонстрируя стереотип поведения под воздействием наркотиков. Да о чем это я? Разумеется, она демонстрирует эффект воздействия наркотиков. Она принимает наркотики. Как и все мы. Марина покачала головой, рассердившись на то, что мозг ее не работает как обычно. В механизмах обработки информации произошло короткое замыкание, а способность рассуждать дала трещину.
27
Роман американской писательницы Жаклин Сюзан (1966), названный критиками одним из двадцати бестселлеров XX века.