Большие люди
Шрифт:
— Для того чтобы поговорить с Люсей, совсем не обязательно выставлять меня на мороз!
— Я сейчас заплачу.
— Ага, дождешься от тебя! — Гоша сует ноги в ботинки.
— Все, вали, давай. И раньше десяти я тебя не жду!
— Дожил! Родной брат из дому гонит! На ночь глядя!
— Иди-иди. Пройдись по магазина, прикупи пару шмоток… сладенький…
— Эй, это мои слова!
— До вечера, — перед носом Георгия захлопывается дверь.
Людмила ловит себя на мысли, что эта
На Григории джинсы и темно-синий простой джемпер. Щеки гладко выбриты, взгляд… взгляд серьезный. Они стоят так какое-то время, молча.
— Люсь, давай, заходи, — он наконец-то отступает вглубь квартиры. — Через порог нельзя говорить, вроде как.
Ужасно хочется его поцеловать, но первой делать это почему-то страшно.
— Давай, помогу снять, — руки его, освободив ее от верхней одежды, снова возвращаются на плечи. Он стоит у нее за спиной, она чувствует, как его щека приживается к ее затылку.
— Люсь… — от его вздоха мягко колышутся ее волосы. — Я должен тебе кое-что рассказать.
— Ты ничего мне не должен, Гриша, — она, правда, так считает. Только если он сам хочет. — Но я бы хотела знать… Потому что это касается и меня тоже.
— Я расскажу, обязательно. Но, маленькая… — он вдруг разворачивает ее лицом к себе. Глаза у него такие… просящие? — Можно, я расскажу тебе… потом? После… Я соскучился просто смертельно.
Он действительно рассказал ей о Ларисе. Позже, когда они, уже снова одетые, пили чай на кухне.
— Люся, я тебе обещаю. Она больше тебе не побеспокоит.
— Ты говорил с ней? Встречался?!
— Не встречался. А говорили мы по телефону. И, кажется, достигли… взаимопонимания… по ряду вопросов. Но если вдруг что-то случится… из-за нее — ты мне сразу скажи!
В голосе его звучит странное сочетание: забота и раздражение.
— Гриш, скажи мне… вы из-за меня расстались?
— Да, наверное, — он проводит ладонью ото лба к затылку, взъерошивая волосы. — Из-за тебя.
— Прости. Мне очень жаль.
— А мне — нет. Я ни о чем не жалею.
Вот все и выяснилось. И оказалось не так уж страшно, как она себе это представляла. Ну, в самом деле, трудно же было ожидать, что такой мужчина жил все эти годы бирюком? Впрочем, и ревность колола, и недоумение его выбором было, хотя в целом эта Лариса была ухоженная, что да, то да. И очень… худощавая, в отличие от самой Люси. Но теперь это ее как-то беспокоило уже не так. Гораздо больше пугало то, что тосковать по нему она начала, еще не успев добраться до дому. Ведь выдержала же она как-то две недели без встреч и почти без звонков? А теперь, стоило только его увидеть… почувствовать… на себе, в себе… Как будто, чем больше она получала от него, тем больше хотелось. Расставаться снова оказалось почти что больно.
— Ну что, презервативы повыбрасывал? — младший аккуратно вешает куртку в шкаф.
— Жоржета, ты в кого такой циник?
— Ты мне еще скажи, что вы тут чай пили!
— И чай пили… тоже.
— Так и думал. Тоже, — Гошка качает головой каким-то странным осуждающим, старушечьим жестом.
— Что не так? Я тебя совсем не понимаю, — Гриша раздраженно пожимает плечами. — Ты же сам меня к этому…
— Ну, так пора двигаться дальше!
— Куда дальше-то?
— Вот дурак! А еще старший брат называется.
— Я так понимаю, на неделе у нас увидеться не получится?
— Гриш, я работаю допоздна.
— Люся, это ненормально! — он раздраженно откидывается в крессе.
— Что поделаешь…
Он не знает, что с этим можно сделать. Но невозможность с ней видеться раздражает ужасно!
— Тогда до субботы?
— Да, наверное.
Они ужинают дома, но разговор за столом быстро отбивает аппетит.
— Я никуда не уйду из дому, даже и не проси! Нечего устраивать из моей квартиры дом свиданий!
— Жорка, но что ты как маленький… — удивительно, но в голосе старшего звучат то ли примирительные, а то и вовсе просящие интонации.
— Это кто из нас маленький?! Мне кажется, кое у кого начался старческий маразм уже. И впадение в детство.
— Чего?!
— Свидерский! — младший, кажется, не на шутку рассержен. — Ты в паспорт и в зеркало давно смотрел?
— Какой-то странный вопрос. К чему он? — Гриша раздражен, но пытается не выказывать этого.
— К тому, что ты не мальчик давно уже. А время-то идет!
— И что?
— Да ну тебя! — машет рукой Георгий. — Ты безнадежен.
Ужин в ресторане удался за одним «но». Логического продолжения вечера не предвиделось. А Люся была так невозможно хороша в трикотажном платье, мягко облегавшем все то, что он уже успел достаточно близко изучить. Настолько близко, что мог отчетливо представить, что там, под этим мягким сиреневым трикотажем. Представлять — и только. Чертов Гошка!
— Лютик, за тобой во сколько заехать?
— Гриш, я не могу.
— Что значит — не могу?! — он реально уже начинает ненавидеть эти «нет», «не могу», «у меня не получится».
— У меня тут дома лазарет. Всех вирус скосил, а у бабушки еще и давление. Я одна на ногах, и то — только на таблетках. Я не могу их оставить, понимаешь? Бабуля даже встать не может, да и мама очень слабая.
— Ясно. У нас тоже многие в офисе болеют. Вирус какой-то очень пакостный.
— Оно и понятно. Потеплело, дело к весне. Вот вирусы и оттаяли.