Большие пожары
Шрифт:
— Вы ошибаетесь. — Инженер отнял руку: — согласно подписи под снимком, вы имеете перед собой кино-актрису Дину Каменецкую. В отделе «Что нам готовят» того же журнала мы находим четыре строчки: «Д. Каменецкая снимается в Златогорске в картине «Американские хищники», съемки продлятся до января». На самом же деле — сегодня двадцать третье октября, а Дина Каменецкая исчезла из города.
Берлога растерянно молчал минуту. Холодная капля вдруг защекотала висок.
— Исчезла? — спросил он и не смог продолжать.
Куковеров спокойно закурил папироску.
— Следы Дины Каменецкой теряются на станции Армавир. У нас имеется письмо от нее к подруге в Москву, где она пишет, что уезжает на съемку в Баку. В Баку ее нет,
Куковеров открыл свой портфель и достал смятую синюю бумажку. На бумаге, на синей обложке была знакомая до боли и ужаса надпись: «Дело № 1057».
— Дело о поджогах, мое дело! — завопил Берлога и выхватил бумагу из рук Куковерова. — Мое пропавшее дело!..
Ужасно и сине развернулась перед ним пустая бумага: это была обложка, одна измятая и пустая, засаленная обложка, дело № 1057, без сердцевины. Как пустой рукав у инвалида, потерявшего руку!
Он успел спросить, потухая:
— Что это значит?
— Это значит, что дело исчезло и осталась одна обложка, — сказал Куковеров яростно. — Одна обложка, Берлога! Я расскажу вам, как нам досталось хотя бы это, пусть ничего, но все-таки след. 8 октября, при облаве, в связи с пожарами, был задержан некий вор-рецидивист, известный под кличкой Петька-Козырь. При обыске у него обнаружили в сапоге подстилку, именно эту обложку «дела № 1057», подложенную, как он объяснил, для тепла, ибо у него дырявый сапог. Сапог оказался в действительности дырявым, и этой пустой бумажке не придали бы никакого значения, но одновременно задержанный некий субъект по имени Андрей Варнавин показал, что у Козыря где-то спрятано важное дело о поджогах в Златогорске за № 1057. Петька-Козырь сначала категорически отрицал и объяснял, что достал обложку в урне для мусора. Потом он сознался, что похитил это дело у вас, по заказу некоего молодого человека, приказавшего доставить папку в новый большой дом концессионера Струка. Дальше ничего понять нельзя, ибо в доме Струка нет никаких молодых людей. Элита — Дина Каменецкая-Струк исчезла, в бегах находится сожительница Козыря Ленка-Вздох, а вы, как вам хорошо известно — в сумасшедшем доме!
С каким-то безумием, судорожно стараясь сомкнуть все эти ускользавшие звенья, Берлога смотрел на человека, который приехал возвратить его к жизни и так сокрушительно по-первоначалу его потряс. Все ли в порядке в его, Берлоги, мозговых извилинах, все ли проверил он в себе до конца? Может быть, на самом деле, его место там, в доме для фельдмаршалов и маниаков, рядом с Иваном Кулаковым? И вдруг Иван Кулаков, его минутное прозренье в саду, последнее слово, занесенное безумной метелью, одно только слово, которое могло бы раскрыть сердцевину этого пропавшего дела, — все это глубоко и проникновенно прояснилось в нем до конца.
— Иван Кулаков, — сказал он, — вот единственный человек, который может все обнаружить, маниак и безумец, владетель несуществующих замков, — он, только он!..
Приблизив лицо к Куковерову, словно излучая слова, он рассказал ему все об Иване Кулакове. Куковеров слушал, правая его рука между тем торопливо заносила в блок-нот все, что говорил ему репортер. А южная ночь за окном верещала звонками трамваев, она нацеживала в окно полные осенние дуновения, и легкий ветерок облегчительно холодил лоб репортера. Наконец он кончил.
— Теперь возвращайтесь, Берлога, обратно, — сказал Куковеров. — Завтра утром я буду у вас и проделаю все формальности, необходимые для освобождения. Вы мне будете нужны, очень нужны. Согласны вы со мной хорошо поработать? Но только условие — первое и основное: никакой болтливости, никаких сенсаций. Вы вернетесь к газетной работе только по окончании этого дела. До этого момента я оплачиваю вам ваш месячный заработок. Откуда и кто я, кроме
— Я сделаю все, что вам понадобится от меня, — сказал Берлога искренно.
Они пожали руки друг друга. Служитель больницы, изрядно насладившись в пивной, дожидался внизу. И тот же фаэтон повез его и Берлогу обратно. Куковеров вышел на балкон и смотрел, как сели они в экипаж. Очень тепло и нежно ночь приникала к лицу. Было совсем черно, и огромные звезды взбухали на темном небе. Потом он заметил, что розоватый туман как бы от огней главных улиц туманно пронзает ночь, розоватый туман окрылил эту ночь огромным и нежнейшим крылом, и розоватый туман беспечно и рыже прозмеился вдруг далекими языками огней. Гул старинного и провинциального набата где-то на окраине низкой гаммой сопровождал розовеющий этот полет ночи.
Вл. ЛИДИН
И. БАБЕЛЬ
Глава IX. На биржу труда!
Куковеров приехал в Златогорск двадцать второго августа. Двадцать пятого, в восемь часов вечера, он стучался у ограды особняка Струка. Ограда эта, как известно, напоминала сплетение лиан в тропическом лесу или сцепившихся хвостами окаменевших загипнотизированных змей. При ближайшем рассмотрении она оказалась решеткой из деревянных прутьев, окрашенных серебристой краской. Куковеров со страхом ждал мгновения, когда стебли ограды — лианы и змеи — зашевелятся и раздвинутся. После этого, т. е. после того, как загипнотизированные змеи раздвинутся, в ограде должен, как известно, образоваться проход, или, вернее, аллея, заканчивающаяся автоматической дверью без всяких дверных ручек, но из орехового дерева. Дверь эта в свою очередь заканчивалась в пылком представлении Берлоги ущельем, облицованным никому неизвестным синим камнем с красными прожилками. Но, вместо облицованного ущелья, перед Куковеровым вырос затейливо расчесанный парень в бумазейной рубахе на выпуск и в больших скрипучих, казенного образца, сапогах. На протянутой руке парня болтался, как на штанге, пиджак. В другой руке он держал пузырек с бензином. Парень, очевидно, выводил бензином пятна на пиджаке. В этом не могло быть никакого сомнения.
— Что надо? — сказал парень.
— Гражданин, — торжественно произнес Куковеров, — сегодня в 6 ч. 9 минут я отправил мистеру Струку телеграмму-молнию. В этой молнии содержался вопрос — может ли мистер Струк принять меня в восемь часов?
— Они, кажись, в кухмистерскую выходили, — сказал парень, плюнул на пиджак и затер плевок тряпочкой, смоченной в бензине, — а может, и дома… Заскочите на лестницу, повернетесь вправо, потом возьметесь прямо, все прямо…
Дверь открылась, и Куковеров вступил в вестибюль. Здесь, как известно, высоко вверх уходила металлическая, сияющая медью, лестница.
— Голубчик, да ведь она сама едет… — сказал инженер со страхом.
Но парень, вместо ответа, с жадностью посмотрел на папиросу, которую закурил Куковеров.
— А не накажу ли я вас на одну папиросочку, гражданин, — пробормотал он и, получив папиросу, пустил дым изо рта, из ноздрей и вроде как бы из глаз…
— Еще третьего дня ездила, — сказал он, увенчиваясь дымом где-то возле ушей, — да вчерась сдохла… Полотер в нее упал, она и прикончилась… Теперь не ездит, да и хозяин приказывал, чтобы стояла. Пускай, говорит, самосильно стоит, я теперь, говорит, жене полотера обязан соцстрах платить, и союз меня по судам затаскает, я, говорит, в свои года взошел, мне обидно полотерке платить, меня, говорит, таким манером из денег враз вытрясут…