Большое кино
Шрифт:
— Каро-лайн… — Мать всегда произносила это имя нараспев, блаженно жмурясь.
Каролайн приехала на месяц, а осталась на шесть — дольше, чем остальные. Это была высокая стройная женщина с карими глазами, светло-рыжими волосами и рыжими бровями, протянувшимися до самых висков. Кит втайне прозвала ее Шивой, вспомнив картинку в книге об индийском искусстве.
«Шива» носила рубашки с открытым воротом, галифе и черные сапоги. Кит не то чтобы не любила «Шиву», просто ей не нравилось, как ведет себя
Теперь Китсия не торопилась по утрам в мастерскую, и они с «Шивой» вечно над чем-то посмеивались вдвоем. Полеживая в прохладной гостиной на ковровых ложах, почти соприкасаясь ногами, они курили черные сигареты. Иногда они желали поделиться с Кит причиной своего веселья, но она отшатывалась, почуяв запах, который всегда исходил от седобородых курильщиков гашиша на арабском «суке». Ей не нравилось находиться в их обществе, еще меньше нравилась их манера вышучивать ее друзей. Однажды она не выдержала и потребовала у «Шивы» объяснений.
— Ты хочешь знать, что мы находим забавного в твоих Маленьких Принцах? — спросила та, внезапно посерьезнев. — Ничего особенного. Просто я говорила Китсии, как печально, что сейчас они так добры к тебе, а когда вырастут, захотят отрезать тебе клитор.
— Не понимаю. Что такое клитор?
— «Розовый бутон», «безделушка», «сахарок» — мало ли как это называют? Такой нежный кусочек плоти… вот здесь. — Ее рука опустилась вниз, и Кит в ужасе отпрянула. После этого ей снились кошмары об Ахмеде и старике эмире, его отце, заносящем над ней нож.
Через неделю после отъезда Каролайн Кит снился ставший привычным кошмар, а проснувшись утром, она увидела у себя на простыне кровь. Она сдернула простыню с кровати и бросилась с ней в мастерскую к матери. Китсия подняла на лоб защитные очки, поставила паяльную лампу на помост и спустилась с лесов.
— Итак, это произошло. Я так и думала, что это вот-вот случится. Между прочим, некоторые матери хлещут по такому случаю дочерей по щекам. Не бойся, я этого не сделаю.
Они пошли во двор, и она показала дочери, как отстирывать кровь холодной водой и песком.
— Я сама грязная, — сказала Кит.
— Так прими душ.
— Я недавно принимала.
— Теперь, когда ты стала женщиной, тебе придется в дни кровотечения делать это чаще.
— А вот и не обязательно! Я ведь каждый день плаваю.
— Да, с ужасными мальчишками! Это мы тоже обсудим.
Стоя под душем, Кит смотрела, как ее кровь, смешиваясь с водой, исчезает в стоке. Когда она вытерлась и натерлась маслом, Китсия дала ей марлевую прокладку. Кит почувствовала себя младенцем в подгузнике и так расслабилась, что поведала матери о преследующем ее кошмаре. Китсия молча выслушала дочь, потом произнесла:
— Кажется, причина кошмара налицо. — Она указала на запятнанную ночную сорочку. — Теперь, когда у тебя начались месячные, кошмары, надеюсь, прекратятся. Но запомни мои слова, дочь: стать женщиной тоже означает погрузиться в своего рода кошмар. В этой связи я должна предупредить тебя еще об одном… — Вытираясь, Кит посмотрела на мать из-под полотенца. — Если ты хоть раз позволишь Ахмеду или кому-нибудь из его братьев засунуть пенис туда, откуда у тебя идет кровь, это станет для тебя, для нас обеих несравненно худшим кошмаром.
После этих слов Китсия достала что-то из брючного кармана. Вещица блеснула на утреннем солнце, и Кит загородила ладонью глаза, чтобы получше ее разглядеть. Это была драгоценная черепашка — магический талисман, отгоняющий любые кошмары.
— Какая красивая! Откуда она у тебя?
— Издалека. Бери, теперь она твоя. Считай это утешительным призом.
Кит взяла черепашку и, повертев ее в руках, осмотрела со всех сторон.
— Это не только красивая, но и полезная вещь. — Китсия надавила на живот черепашки. Разноцветный панцирь откинулся, и в ладонь Кит упала серьга с черной жемчужиной.
— Еще один приз?
Прежде чем она успела поблагодарить мать, слуга вынес из дома поднос и поставил перед ними на скамью.
— Какое ухо тебе проколоть?
— Как это? Разве серьга одна?
— Скажи спасибо за одну.
— Не понимаю…
— В день, когда ты получишь вторую серьгу, ты узнаешь, кто твой отец. Надеюсь, этот день никогда не наступит — для твоего же блага.
Дырочка в мочке уха быстро зажила, и Кит снова стала почти ежедневно плавать с Ахмедом и его братьями. Они восхищались первым ее взрослым украшением — черной жемчужиной — и отпускали на ее счет оскорбительные шуточки.
Однажды во время игры в «сардинки» она спряталась за небольшой скалой, похожей очертаниями на присевшего на корточки великана. Ахмед вынырнул из воды у нее за спиной и принялся ее целовать. Она не удивилась: все братья издавна лезли к ней с поцелуями. Но в этот раз Ахмед пошел дальше и стал пихать в нее палец. Она едва не выпрыгнула из воды, но он не унимался, палец проникал все глубже, причиняя ей боль и одновременно заставляя ее гореть огнем.
— Хочу тебя подготовить, — прошептал он ей на ухо. Это походило на инструкцию для новой игры, и она перестала сопротивляться, позволив ему продолжать загадочные приготовления.
В последующие дни они регулярно играли в «сардинки», и она возвращалась к той же скале, зная, что он обязательно вынырнет рядом. Потом настал день, когда она обнаружила, что палец сменило нечто более крупное и твердое. Она вскрикнула, но он зажал ей рот рукой, чтобы остальные не услышали крик и не собрались посмотреть. Младшие увлеклись игрой в поло на мелководье. Слушая, как шлепают по воде копыта их коней и как кричат в запале игроки, она невольно принимала его в себя все глубже. Соленая морская вода приобрела сладковатый привкус. Она оперлась о камень, он заработал ожесточеннее…