Большое кольцо
Шрифт:
— А если выкрасть, увезти в темный лес и так пугануть, чтоб у того тормоза отказали? И никому не говорить, а? — задумчиво сказал Щербак, понимая, что его слова — пустое сотрясение воздуха. Так запросто можно лишить и «Глорию» лицензии на охранно-розыскную деятельность, да и себя самого.
— Так и я примерно в том плане… Слушай, Коль, а если сделать аккуратно? Не нанося, так сказать… Скажем, позвонили в ворота, вышел охранник, мы его сунули в салон и отвезли для дружеской беседы. Но без явного надругательства над личностью.
— И как же ты это мыслишь? — ухмыльнулся Щербак, представив себе Филю, уговаривающего азера, наверняка плохо понимающего по-русски, быть с ним
— Необязательно бить, можно ведь и словами все объяснить! Или, к примеру, ты продемонстрируешь ему номер с разбиванием об голову сразу пары кирпичей. А после подойдешь и уставишься на него в упор. Мало кто выдержит, так я думаю. Нет?
— А у самого нет желания поработать головой?
— Не-е, — быстро сказал Филя, — я по другой части. Я ею думаю. Впрочем, — он с сомнением поглядел на Щербака, — у тебя вряд ли получится так, чтоб впечатляло. Жаль, Демидыча с нами нет, вот у него срабатывает безотказно. А? Кирпичом по интеллекту — и хоть бы хны!
Они посмеялись. Такие легкие пикировочки нужны были, чтобы сбросить напряжение, чуточку расслабиться.
— Ладно балаганить-то, — посерьезнел Николай. — Надо принимать оптимальное в любом случае решение. Что предлагаешь?
— А у нас с тобой не имеется альтернативы: либо — либо. Поэтому давай-ка оставим твою машину здесь, у этих гаишников, ты садишься ко мне, и мы возвращаемся, чтобы аккуратненько выкрасть охранника. А дальше ситуация подскажет. Но действуем без грубостей. Идет?
— Так выхода все равно нет. Зря только время потеряли. Правда, хотели догнать, но, видимо, они проскочили где-то мимо, пока мы еще туда ехали. Надо было одному остаться… Ставить начальство в известность будем?
— А зачем? Тебе что, советчиков не хватает? Послушай, Коль, а ведь ты, я знаю, таскал с собой копии тех документов, что нам прислали по поводу джипа и его похитителей. Они у тебя сейчас-то с собой?
— Как обычно, в бардачке. А что?
— Забирай ко мне, есть идея.
— Какая? — сразу насторожился Щербак.
— Потом, на месте!
И несколько минут спустя, оставив «девятку» Щербака под присмотром возле поста ДПС, они мчались в такой же «девятке» Агеева обратно в поселок Крошкино, умоляя Господа Бога, чтобы им повезло хотя бы с одним охранником…
Помня ночной приход местных милиционеров и их некоторую бесцеремонность, сыщики решили и сами не отступать от заведенных здесь традиций. То есть, оглядевшись и подтянувшись на заборе, они увидели во дворе высокого, сутулого и мрачного мужика в зеленом пуховике с откинутым на спину капюшоном, который ну абсолютно без всякой цели, засунув руки в карманы брюк, бродил кругами по заснеженному газону. Представителей поселковых властей поблизости тоже не обнаружилось. Значит, можно начинать.
Номер стоящей задом к воротам машины был прикрыт обыкновенной тряпкой — на всякий случай, если мужик вдруг окажется глазастым. Щербак стал слева от калитки, Филя — справа, перед «волчком» на калитке. Во избежание неожиданностей он достал из машины серую милицейскую ушанку с кокардой и надел ее. Они посмотрели друг на друга, как когда-то перед броском в Афгане, либо позже, уже во время первой чеченской, где-нибудь под Шатоем, и Николай решительно кивнул. Филипп громко постучал в калитку.
— Что надо? — крикнули со двора. — Кто стучит? Почему не звонишь?
Голос был грубый и с сильным акцентом. Но явно не азербайджанским, скорее, северокавказским.
— Наряд, твою мать! — заорал в ответ Филя. — Опять, что ли, звонок не работает?
Он вспомнил, как кричали ночью местные менты. Щербак снова кивнул, но с ухмылкой: мол, молодец. Мужик во дворе что-то пробурчал недовольным голосом. И сыщики услышали скрип приближающихся шагов. Вот заскрежетал кружок «волчка», охранник взглянул — увидел дурашливое выражение лица Фили в шапке, от которой оттопыривались его уши, снова буркнул что-то сердитое и загремел засовом.
Все дальнейшее произошло стремительно, как в кинобоевике. Калитка отворилась, охранник опрометчиво высунул голову и… будто сделал стремительный прыжок вперед, выдернутый из калитки Щербаком. А калитка тут же за ним захлопнулась — по причине действия сильной пружины.
Едва охранник коснулся сразу всем телом асфальта, как руки его были заломлены назад и взяты в наручники, а рот ему залепила широкая полоса скотча. Впрочем, обычный захват, просто проделанный профессионально, то есть без огрехов и лишней возни. И полминуты спустя мужик с безумно вытаращенными глазами уже покоился на заднем сиденье машины, а на нем сидел Филипп. Николай же спокойно устроился за рулем, и машина поехала из поселка.
Они выбрались на трассу, проскочили по ней мимо поселка с указателем «Давыдково» и на первом же расчищенном бульдозером повороте свернули в заснеженный соснячок. Вот тут Филя слез с мужика и рывком за капюшон посадил его. Сорвал со рта скотч.
Тот все никак не мог прийти в себя. Наверняка вспомнил, бедняга, что-нибудь похожее из недавней собственной биографии, только там жертвами были другие, а не он.
— Ну все понял, чех? — сухо спросил Филипп.
Щербак же, достав из кармана пистолет, спокойно передернул затвор и обернулся к чеченцу. Филипп верно угадал национальность — охранник натужно кивнул.
— Значит, слушай условия, — продолжил Филя и протянул руку к Николаю, за конвертом с фотографиями. — Гляди сюда, знаешь этого? — Филя вынимал по одной и показывал охраннику. — А этого… этого? — охранник утвердительно кивал, но по поводу одного из пятерых отрицательно затряс головой. — Говори, как их зовут. — Филя кивнул Щербаку, и тот, взяв первую фотографию, достал карандаш, чтобы на обороте записать имя и фамилию.
Но чеченец, видно, вспомнил о своей мужской чести и презрительно процедил сквозь зубы:
— Ничего не скажу.
— А по морде? — спокойно спросил Щербак.
— А он может больше вообще ничего не говорить! — хохотнул Филя. — Все равно ведь опознал. Намекнем Муслиму, он сам его кастрирует. Но сперва шкуру спустит — с живого.
Чеченец вздрогнул. Наверняка, угадал Филя, страшен, значит, был им всем непредсказуемый в своей ярости хозяин.
— Ах ну да, — словно догадался Филипп, — он же условий наших еще не слышал! Так вот, ты называешь имена и фамилии этих мужиков и говоришь, куда они сегодня рано утром уехали на трех машинах, чтобы спрятать украденный в Германии джип. А мы тебя за это отпускаем живым и здоровым, если хочешь, даже обратно доставим. И никто, кроме нас троих, не узнает о нашем разговоре. О нашей нечаянной такой встрече. Если ты сам, конечно, не проболтаешься. Ну а не хочешь, тогда… Чего тогда? — он посмотрел на Щербака, и Николай изобразил такую зловещую улыбочку, что чеченец заерзал на сиденье. — Тогда здесь оставим, проедем подальше чуток, и оставим в сугробе — до весны. И будешь ты у нас, чех, называться «подснежником». Знаешь, что это такое? Не знаешь?! — искренне удивился он. — А это первый такой цветок, что весной из-под снега вылезает. У вас же, на горных полянках, их много, корзинами раньше в Москву продавать возили. Вот и ты тоже, как солнышко начнет пригревать, головку-то свою из сугроба и покажешь. А кто такой, чего тут зимой делал — никто не узнает, зароют, как собаку, и забудут. Так хочешь?