Большое сердце
Шрифт:
И все нестройно, но дружно подхватили «ура».
— Вот это ответ по-солдатски, — одобрил маршал.
Над головой, словно откликнувшись на этот крик, просвистела мина. Командир роты с изменившимся лицом робко сказал:
— Надо вам уйти. Опять открыл огонь.
— Куда же я сейчас пойду? — добродушно ответил Широков. — Теперь надо переждать. Уж потерпите…
Но тут же он встал, хотя обстрел и продолжался, и пошел по ходу сообщения, провожаемый гулом солдатских голосов. Он шел спокойно, неторопливо, так, как ходил
В фольварке командующий застал перебравшийся сюда штаб дивизии и командиров артиллерийских подразделений. Двор был густо заставлен повозками, суетились во всех направлениях связисты. В штабе шли последние приготовления к наступлению. Та самая задача, которая утром казалась многим невыполнимой, сейчас, когда тут был маршал, представлялась легкой, и ни у кого не было сомнения, что ночевать они будут в другом месте.
Дух воодушевления, который нельзя отметить ни в каких донесениях, охватил всех.
— Можно начинать? — спросил полковник, командир дивизии, Широкова.
— Да, — он подошел к окну.
Командующий пробыл в этой дивизии до вечера, когда после двухчасового боя полки сбили немцев с высоты и заняли следующую деревню. Широков приказал двигаться вперед до тех пор, пока не встретят противника. За этой дивизией уже втягивались новые части, завязавшие бои по сторонам все расширявшегося коридора. Пауза на этом участке фронта закончилась. Наступление продолжалось.
В машине, когда они уже возвращались в штаб фронта, Широков, обернувшись к Назарову, душевно сказал:
— Сколько хорошего написано о нашем солдате! И все-таки не было дано полного ответа, откуда у советского солдата такая сила духа, такая твердость! И я на это не отвечу. Но верю в него так, что готов с ним и чудо совершить. А может быть, то, что мы делаем, и есть то самое чудо.
Он замолчал и всю длинную дорогу больше ничего не говорил. Вдруг Назаров услышал легкое посапывание. Маршал опал.
В штабе фронта командующего ждали два чрезвычайной важности сообщения: первое — войска фронта на одном из участков вступили в пределы Германии и продолжали успешно продвигаться, и второе — на том участке, откуда они приехали, крупные силы противника перешли в наступление.
— Ну, какое там может быть сильное наступление? — засмеялся Широков, довольный сообщением о переходе границы Германии. — Там действуют две немецкие потрепанные дивизии. Подбросьте туда еще одну из ближайших дивизий да пару танковых батальонов, и они справятся с немцами.
И, решив, что он сделал все, что нужно, Широков в следующие дни не интересовался подробностями боев на этом участке фронта, довольствуясь обычной сводкой, сосредоточив теперь все свое внимание на продвижении дивизий, развивавших успех танкового соединения, приближавшегося к Одеру.
Наступал день, когда Широков должен был приступить к осуществлению своего дополнительного
8
— Сейчас, когда противник собирает ударные кулаки на наших флангах, спешно сооружает оборону на Одере, мы должны произвести быструю перегруппировку сил и ликвидировать эти попытки, — говорил Колегаев. — В этих условиях мы нуждаемся в соединении Жабко.
Широков развел руками:
— Позвольте, вы рекомендуете отказ от поворота армии Жабко? Правильно я вас понял?
— Нет, не отказ. Но еще не пришло время. То обстоятельство, что мы раньше времени вышли на Одер, выполнив свою главную задачу, создало дополнительные трудности. Наши коммуникации растянуты, войска распылены. Учтите и то: танковое соединение совершило большой путь. Материальную часть надо подготовить, подбросить боеприпасы, горючее.
— Это отказ от плана, — угрюмо возразил Широков.
Он остановился возле карты, висевшей на стене. Табачников подошел к нему и хотел что-то сказать, но Широков повернулся и грубо крикнул:
— Почему же, черт возьми, вы молчали раньше? Почему? Я вам запрещал? Нет! Ради чего мы гнали войска? Эти группировки могли быть раздавлены в ходе наступления. Но мы берегли свои силы. Нет, план менять не будем. Извольте выполнять мои приказания. Обеспечьте Жабко всем для выполнения задачи.
— Подожди, — остановил его Табачников. — Может быть, у Жабко положение действительно такое, что эта задача сейчас ему не под силу. Может, нам вызвать его?
— И ты против поворота Жабко?
— Нет, но хочу, чтобы у Военного Совета была твердая уверенность и ясность во всем.
— Хорошо. Назаров, вызови Жабко. Пусть летит немедленно. А вы, — повернулся он к Колегаеву, — заготовьте для него приказ. Мы на войне, черт возьми, а не на маневрах, чтобы обсуждать варианты. Вы не цените времени. Через день я, может быть, и сам не пошлю Жабко. Понимаете вы это?
Колегаев с выражением незаслуженной обиды на лице вышел из кабинета.
Член Военного Совета весь этот день был у Широкова. Назаров, заходивший в кабинет командующего с текущими делами, слышал только обрывки разговоров. Но и по ним он понял, что сегодня ночью ожидается принятие важного решения. Он видел, что маршал, один задумавший эту операцию, один сейчас и принимает решение.
Жабко прилетел на самолете через пять часов после того, как его вызвали. Он вошел в приемную, прихрамывая, опираясь на палку.
— Маршал у себя? Здоров? — торопливо спросил он, счастливый, что сделал все, что ему приказывали, что он может рассказать приятные новости.
— Очень вас ждет, — сказал Назаров.
— Да? Ну, провожай…
Назаров отворил дверь, пропуская впереди себя Жабко.
— О! — воскликнул Широков, увидев Жабко. — Завоеватель Германии! — И тут же испуганно спросил: — Что с ногой?