Большое средневековое сафари
Шрифт:
– Я начну действовать немедля.
– А как я узнаю об успехе операции?
– Это просто. Если вскоре начнутся перестановки и отставки в планетарном руководстве, то значит все в порядке, а если через месяц ничего не произойдет, то это означает мой провал. Но я надеюсь отправить данные в центр, прежде чем начать рисковать здесь.
Они скрылись в темноте, так же как и пришли из нее.
Я не спал всю ночь. Просто сидел перед стериовизором, пил маленькими глотками кофе и общался с Титаном. Все мои защитные системы были включены. Утром явился Питер и я, под прикрытием моих глушилок
– Ты не забыл, что на следующей неделе турнир, и сэр Айвенго выступает на нем?
– Откровенно говоря, забыл. Но это не удивительно на фоне таких событий. А тебе я советую тут не появляться, племянник. Если все пойдет не так, то я могу пострадать, а ты должен держаться подальше.
Он ушел. А я еще три дня сидел перед стериовизором. Наконец-то я увидел то, чего ждал: экстренный выпуск новостей. С первых же кадров стало ясно, что тот агент преуспел в своей миссии.
– Правительство уходит в отставку!
– едва не выкрикнула голограмма дикторши, стоя прямо посреди моей комнаты.
– Назначены временно исполняющие обязанности лица: далее шел длинный список...
Я выключил ящик. Налил себе коньяку и выпил его как воду. Меня сильно трясло. И я понял, что меньше чем бутылкой мне не отделаться. Пришлось идти за бокалом, способным вместить целую бутылку...
Глава третья - Турнир и его последствия
– Бен!
Кто-то тряс меня за плечо.
– Бенджамин, ты в порядке?
Я открыл глаза. Голова гудела как колокол. Я сидел, пьяно раскачиваясь, на Ланселоте, а он стоял возле разделительного бревна, на котором стоял мой племянник Питер с помятым шлемом в руках. Из носа капала кровь, и я с трудом осознал, что это мой шлем и мой нос. Ланселота я назвал так в пику моему не любимому оппоненту, который выступал под этим псевдонимом.
– Я, кажется, жив, но не уверен, что моя голова все еще принадлежит мне.
– Голова на месте, вот только нос разбит.
– Я победил?
– Да, вон к нему бегут медики с роботележкой. Сейчас герольд объявит твою победу.
– Я подожду пару минут, а потом стоит и мне сдаться людям в белых халатах.
Я тупо смотрел на моего противника, на медиков, суетившихся вокруг него. Особой радости от победы я не испытывал. Да, я победил рыцаря значительно выше меня по рангу, но это ничего не доказывало, ведь я знал, что жульничал. Я тронул Ланса и в сопровождении Питера направился в медицинский отсек.
– Бен, - зудел как из далека Питер, - у тебя сегодня еще один бой. Ты будешь драться? Или снять заявку?
При обычных обстоятельствах я бы махнул на все рукой, но сегодня мне хотелось продолжать - когда еще сложится такая уникальная ситуация.
– Я буду драться, Пит, вот только меня накачают лекарствами и буду. Ты лучше пригляди, чтобы доктор не вколол в меня что-либо запрещенное. А то с него станется: вколет в медицинских целях, а потом меня дисквалифицируют года на три - за допинг.
– Ты здорово ему врезал, его конь чуть не сел на зад, а он, не смотря на то, что подставил щит, вылетел из седла как перышко. Вот только брякнулся тяжело.
– Судя по шлему в твоих руках, моей голове повезло меньше, чем заду его коня.
– Кстати, Бен, я сгоняю на склад нашего клуба, поменяю шлем на новый, а то этот так сплющен, что тебе его уже не надеть.
Доктор
На скамейке у входа сидел Питер с новым блестящим шлемом, а рядом стоял Ланселот.
– Выглядишь много лучше, - констатировал он.
– Пожалуй, герольды допустят тебя к состязаниям.
– Все шутишь. А я, между прочим, победил соперника шестого в рейтинге, а мой рейтинг в конце первой сотни.
– Да, ты улучшил свое турнирное положение, и скоро у тебя снова будет такая же возможность. Не помню, чтобы ты много тренировался в последнее время, но ты точно улучшил свою технику!
Я не ответил, так как это было правдой: причина победы была вовсе не в возросшей технике - и эту причину я знал.
Еще через час я снова сидел в седле и ждал новой отмашки клетчатым флагом. На этот раз моим противником был рыцарь с рейтингом номер девять, разумеется, если считать сверху. Я постоянно себе напоминал, что действие равно противодействию, и о необходимости беречь голову хотя бы потому, что в ней находились мои мозги.
Наконец мелькнул клетчатый флаг, и мы помчались навстречу друг другу. Я, как и в первом поединке, пустил коня несколько быстрее того, что принято считать обычной скоростью. И снова я целил в туловище, прикрытое щитом, боясь, что возросшая сила удара может привести к серьёзным травмам противника. Свой щит я приподнял к самому забралу - второго такого тумака, несмотря на новый шлем, моя бедная голова могла не выдержать. Его копье ударило меня в нижний край нагрудника, едва не попав в луку седла, и разлетелось в щепы. Удар был весьма болезнен: главное, стало нечем дышать. Я был так оглушен, что ничего не слышал, и только лишь увидел, как сломалось мое копье о его щит.
Когда я пришел в себя, Ланселот стоял в точке разворота, а Питер, стоя на барьере, держал мой шлем в руках. Я не помнил, как скакал и как развернул Ланса. Только потом до меня дошло, что мой умный конь все сделал сам. Пот и непроизвольные слезы заливали мне лицо. Я судорожно хватал воздух ртом, и изредка мне это удавалось. При каждой судорожной попытке вдохнуть в грудной клетке довольно сильно покалывало. Сквозь слезы и пот я с трудом разглядел, как моего противника увозила медицинская робототележка.
– Кажется, ты сломал ему руку, - сказал Пит, - и здорово помял щит.
– А мне кажется, что он сломал мне ребра, - отвечал я.
Впрочем, к доктору я добрался своим ходом, верхом на Ланселоте. Док увидел меня второй раз и выразил удовлетворение по тому поводу, что получил окончательное подтверждение своей теории о варварстве средних веков и о сумасшествии тех, кто участвует в средневековых турнирах. А потом он обнаружил перелом ребра, и мне пришлось лечь на регенерацию.
Отговорки, что я пропущу большую часть турнира, его не интересовали. А так как процедура сращивания костей не могла продолжаться менее трех суток, то он был рад тому, что на законных основаниях помог хотя бы одному сумасшедшему любителю практической истории остаться в живых.