Большой обман
Шрифт:
— Не забывай про свое хозяйство.
— Про что не забывать?
— Про хозяйство. После родов оно изменится.
— Ясно.
— Ты понимаешь, о чем я? Впрочем, это неважно, потому что всегда можно сузить и подтянуть потом.
— Ты это серьезно?
— Конечно. Небольшая операция — и все в порядке. Тебе и губы могут укоротить.
— С чего это кому-то может понадобиться укорачивать губы?
— Знаешь… а вдруг они слишком свисают?
— Свисают?
— Да.
— Какие дамы?
— Калифорнийки.
— Мать-перемать.
— Я того же мнения. Ты только представь себе. Вот ведь жизнь — с утра одна забота: а вдруг у тебя губы длинноваты?
— Нет, — говорю я. — Не могу себе такого представить.
— А если серьезно, ты подумай насчет этого.
— Насчет укорачивания губ?
— Насчет того, чтобы переехать в деревню и завести с Джо детей. Что такого уж замечательного в этом Лондоне? В городах хорошо жить, только если у тебя куча денег.
— Это неправда, — возражаю я. — Как раз наоборот. Бедняка в городе окружают такие же бедняки. Это успокаивает.
— Жизнь среди бедных людей тебя успокаивает?
— Да. Мне нравится, когда у меня за окном копошатся другие человеческие существа, далекие от процветания, которые волокут сумки на колесиках и ведут борьбу за жизнь. Если бы я жила в деревне, я бы ничего не видела, кроме деревьев. И травы. И овец. И язычников с мощной грудью, пляшущих с факелами на продуваемых всеми ветрами возвышенностях.
— Одри?
— А?
— Ты что, опять смотрела «Плетеного Человека»?
— Нет. Кино здесь ни при чем.
— Послушай. — Голос Лорны звучит серьезно. — Только бы вся эта катавасия с твоим отцом не испортила ваших отношений с Джо.
— О чем ты говоришь? Откуда ты это взяла? Что общего между моим отцом и «Плетеным Человеком»?
— Ничего. Но Джо сказал, ты всю неделю ведешь себя странно.
— Странно? Это как?
— Он видел, как ты с фонарем лезешь в ящик под лестницей.
— Я искала антимоль, вот и все.
— И еще он сказал, что за обедом ты опять пересчитываешь горошек в тарелке.
— Неправда.
— Пусть так. Просто мне не хочется, чтобы ты вдруг сорвалась с места, кинула за плечи рюкзак и сбежала в Юго-Восточную Азию, как в прошлый раз.
— В какой еще последний раз? — Я почесываю пятно экземы на локте.
— В последний раз, когда на тебя накатило. Когда ты бросила преподавательские курсы и шесть месяцев жила на пляже в Ко-Самуи.
— Не смеши меня. Я не сбегу в Ко-Самуи.
— И что тебя остановит?
— Гиблое место. Я скорее отправлюсь в Ко-Фи-Фи.
— С легким паром.
— Спасибо.
— Как журнальчик про однолетники?
— Чрезвычайно полезная вещь.
— А горячей воды хватило?
— Да.
— И ты завершил весь процесс полностью?
— Да.
— И шампунь пенился?
— Ой пенился.
— Джо?
— Что?
— Не длинноваты ли у меня губы по отношению к лобку?
12
Разговор о том, кому какие лобки и губы нравятся, почему-то возбудил нас обоих. Наши свежевымытые тела прошли через краткий сеанс секса, я пообещала, что перестану считать горошины за обедом, и мы с Джо нащупали консенсус. Я обязалась съездить в Хэмел-Хэмпстед (или в иное подобное место), а Джо сказал, что вечером, когда вернется домой, поможет мне продраться через дебри интернетовских сайтов о пропавших без вести. Оба мы пришли к выводу, что брать в прокате «Частного детектива Магнума» не имеет смысла — все равно там все придумано, да и дело происходит на Гавайях, — и Джо обещал переговорить со своим приятелем-юристом насчет поисков пропавших родственников.
Лорна считает, мне надо позвонить Фрэнку — может, он знает еще что-нибудь о тогдашнем местонахождении папы, но мне что-то не хочется прибегать к крайним мерам. Ну скажу я ему, что собираюсь искать папу, а он недовольно изречет: опять, мол, я собираюсь перевернуть свою жизнь вверх тормашками. Тем более что так оно и есть.
За долгие годы я выработала дурную привычку переворачивать свою жизнь вверх тормашками по малейшему поводу. Причем резкие перемены — как это ни удивительно — всегда происходят в установленном мною порядке по заранее составленному плану. Более того, перемены и план в моем сознании неразрывно связаны вместе — и обязательно кардинально меняют повседневную жизнь: ведь только так можно хоть как-то примириться с действительностью.
Речь идет не о чистке дымохода, смене прически или бритье ног — хотя все это не помешает, — речь идет о далеко идущей, глубокой перестройке. С тех пор как мне исполнилось восемнадцать, каждые пять лет я круто перекраиваю свою жизнь: перехожу на другую работу, меняю местожительство, переезжаю на другой континент, а также — если представится возможность — рву старые связи и начинаю новые. Для всего этого я разрабатываю целые методики. Я никогда не бросаю работу — даже низкооплачиваемую, — если у меня нет на примете другого рабочего места, и я никогда не бросаю парня, не разложив сперва свои компакт-диски в алфавитном порядке. Планируя путешествие, я должна убедиться, что денег у меня хватит на полгода относительно комфортной жизни (смета при этом расписана по дням и неделям, суммы на непредвиденные расходы предусмотрены), и в отличие от мечтательных хиппи, двигающих «куда глаза глядят», я не выйду за порог без подробной программы, где предусмотрен каждый мой шаг месяц за месяцем, и без аптечки, где обязательно лежат тигровый бальзам, противооспенная вакцина и десяток упаковок каламинового крема и имодиума.
Лорна (она смотрит программы Опры Уинфри, когда готовит еду для Мэг) говорит, что это классическое поведение для людей моего психологического типа: страх перед анархией и излишняя любовь к порядку. Не дать переменам произойти внезапно, опередить события и самой все разрушить — вот мой жизненный принцип. Но однажды я не просчитаюсь.
Я разрываю любовные связи, когда они в самом расцвете, бросаю работу, стоит мне дослужиться до ответственной должности, и обрываю учебу, пока во мне опять не проснулась жажда к воровству в магазинах и меня снова не выперли. Во всяком случае, все это было. Пока я не встретила Джо.