Большой погром
Шрифт:
Короче говоря, предложений было много, а закончился военный совет тем, что Рагдай заставил всех замолчать и обратился ко мне. Мы с ним еще до совета обсудили один вариант, и он хотел, чтобы я его озвучил.
Я встал и окинул взглядом лица славянских воевод. Люди разные. Старые и опытные, а рядом молодые и горячие, которых судьба выдвинула наверх в этой войне. Вот Поято Ратмирович и Ранко Самород. За ними Доброга и несколько витязей Святовида. Дальше Сивер, Велемар, Вартислав Никлотинг, старый Гудим Громобой вместе с варягом Талалаем Приславом, Иван Берладник, Корней Жарко, Войдан Лебедян, новый вуй — кмет витязей Яровита русич Зареслав Волохов и многие другие. Все они меня знали и относились по — разному. Кто-то считал, что я один из тех, кому можно довериться
— Вожди, — начал я и указал рукой в сторону Рудных высот, — там враг и он ждет нашего наступления. Мы в невыгодном положении, об этом уже сказано, и нужно выманить врага с его позиции, а затем разгромить. Верно?
Отозвались вожди, которые находились рядом:
— Правильно!
— Не тяни!
— Говори, что придумал!
Опустив руку, я продолжил:
— А задумал я, братцы, вот чего. Не надо нам держать крестоносцев, а следует, пока они не очухались, всеми силами обрушиться на их города и замки. Что мы тут защищаем? Земли опустели, все бодричи и лютичи, кто не в войске, давно уже вывезены из этих мест. Города пали. Поля заросли. А на правый берег Одры крестоносцы не сунутся, опасно это, да и не до того им вскоре станет. Вот я и предлагаю — оставить здесь несколько отрядов, которые станут присматривать за католиками, а самим идти на юго — восток, к Вальслебену и Вербену, к Хильдесхейму и Зальцведелю, к Гамбургу, Бардовику и Бремену. Прежде, чем католики опомнятся, мы разорим их земли, и они будут вынуждены вернуться обратно в свою империю, где мы их встретим. Там, где это будет выгодно нам. Хватит сидеть в обороне — пора перенести войну на территорию противника.
Сказать, что мое предложение вызвало споры — не сказать ничего.
Воеводы, обсуждая мой план, подняли такой шум, что великому князю пришлось призвать всех к тишине. После чего началось обсуждение, и многие были против похода в Священную Римскую империю. Не потому что они боялись, а по той причине, что мыслили старыми категориями. Как это так, враг на твоей земле, а идешь к противнику в гости? По мнению старых воевод, я нес околесицу и бредил. Вот в лобовой атаке, под стрелами баллист и камнями катапульт положить свою дружину — это они понимают, к подобному геройскому поступку все готовы. А обрушиться на Гамбург и Бремен — тут вожакам не по себе.
Проблема старая и хорошо известная. Косность мышления людей, в частности воинов, всегда меня поражала. Они привыкли думать линейно, по шаблонам, и часто не могли решиться на выход из привычной колеи. Страшно. Под танк с гранатой прыгнуть и погибнуть могут, а поднять голову и заявить о своих правах зажравшемуся чиновнику или полицейскому не в состоянии. Сидеть в окопах под огнем артиллерии и ждать смерти привычно, а совершить марш — бросок по вражеской территории на пару сотен километров, отыскать вражеского командира и отрезать ему голову, не получается. Срабатывает внутренний запрет. И вроде бы время другое, не двадцать первый век, а двенадцатый, но ничего не меняется, ибо люди остаются людьми, со всеми своими пороками и достоинствами.
Спорили долго, а в итоге решили поступить, как я предложил. Главное — что скажут Доброга и Рагдай, а они за меня. Поэтому на следующий день мы отошли от Рудных высот и разделились. Великий князь и с ним пять тысяч воинов, остаются. Варяги князя Будимира по — прежнему перекрывают приморский тракт. А остальное войско двинулось на юг, дабы затем повернуть на юго — запад и вторгнуться в Священную Римскую империю. Командует армией вторжения Доброга. Так было решено на совете. А на деле он руководил только венедами и союзниками, а степняки подчинялись мне. Для них Доброга великий шаман северных людей, а хан Вадим Сокол, и только я мог отдавать половцам и черным клобукам приказы.
Перед нами чисто, вражеских заслонов нет, и основная проблема в проходимости местных
Венедско — половецкое войско приближалось к границам Священной Римской империи настолько быстро, насколько это возможно. И каждый день из лесов выходили лютичи, которые не захотели покидать родовые земли и решили переждать войну в лесах. Они встречали нас с радостью и помогали, чем могли, указывали хорошие дороги и переправы через речки, а кое-кто присоединялся к отрядам. Было их немного, но какая ни есть, а помощь.
Так проходил день за днем. Мы приближались к Лабе, и в это же самое время я отправил за головой Оттона Аскания и князя Яксы убийц. Ученики Валентина Кедрина отдохнули, восстановились и снова рвались в бой. Вароги ушли, а Кедрин, получив разрешение вернуться в Рарог, с моими письмами отправился в Зеландию.
Наконец, через пятнадцать дней, форсировав Лабу, мы оказались на вражеской земле, и вскоре подошли к Люнебургу. Германцы нас ждали, вражеские пограничники не зря ели свой хлеб. Поэтому успели предупредить местные власти и они, закрыв ворота города, отправили гонцов в Бремен и Гамбург. Но мы штурмовать город не собирались. Степняки выжгли окрестные поля и деревни, перебили крестьян и разрушили церкви. А венеды немного отдохнули, дождались подхода отставших отрядов и двинулись строго на запад.
Остановить нас было некому, и мы творили, что душе угодно. Кругом, куда ни посмотри, пожары, убитые люди, разоренные селения, разрушенные христианские святилища и кровь, в небесах стаи стервятников, а в лесах волки. Звери и птицы чуяли, где можно попировать, и следовали за нами по пятам. Все районы империи от Бардовика и Люнебурга на севере, Бремена и Вердена на западе, Вальбека на юге и Вербена на востоке оказались под ударом. Степняки и отряды венедов рассыпались по землям наших врагов, и спасения от них не было. Бесчинства, зверства, насилие, грабежи — воины творили то, что крестоносцы делали в наших землях. Но меня это не касалось, ибо хватало иных забот.
Со мной осталось всего шестьсот воинов, и я расположился на берегу Везера, собирал информацию о наших врагах, принимал доклады тысячников и награбленное добро. Каждый день прибывали гонцы и повозки с барахлом, а иногда тысячники присылали пленников. Обычно католиков убивали. Но порой у командиров не поднималась рука дать отмашку на истребление детей, красивых девок, умелых мастеров или знатных дворян. И тогда они перекладывали груз ответственности на меня — как решу, так и будет. А мне-то что? Приходилось принимать решения. Детей отправим в Рарог, знатных дворян необходимо держать ради выкупа, мастеров в рабство, а трофеи скинем новгородским купцам, которые, наверняка, уже прослышали, что Венедский союз смог устоять. Следовательно, они обязательно приплывут на торг и скажут, что всегда верили в победу венедского оружия. А что не помогли, так это чепуха. С кем не бывает, собственные дела и многочисленные заботы отвлекли.
С момента, как мы обрушились на германцев, минуло десять дней, и прилетел голубь с посланием от Рагдая.
Великий князь сообщал, что после ухода большей части венедов и степной орды крестоносцы попытались окружить его отряды и разгромить. Однако Рагдай был к этому готов и, устроив на католиков несколько засад, в очередной раз переправился на правый берег Одры. После чего крестоносцы, пытаясь выяснить, куда мы подевались, разослали разведчиков и продолжили топтаться на месте.
Неизвестно, как долго бы они простояли, но вражеские военачальники узнали о нападении на империю и, бросив обозы, быстрым маршем вдоль моря стали возвращаться на родину. Двигались католики стремительно. До тех пор, пока не уперлись в полевые укрепления варягов князя Будимира. Обходить их крестоносцы посчитали напрасной тратой времени, и произошло кровопролитное сражение.