Большой погром
Шрифт:
Фридрих взял свиток, повертел его в руках и положил на столик. После чего он снова посмотрел на кардинала и поинтересовался:
— Что в послании святого отца?
— Его наставления и последняя воля. В нем он просит ваше величество не останавливаться на половине пути и довести Крестовый поход до конца. В конце просьба оказать мне поддержку.
— Подозреваю, что римские кардиналы об этом письме ничего не знают?
— Для них приготовлено другое послание. Но отцы церкви к нему не прислушаются. Они обленились и погрязли в грехах. Несмотря на все усилия Евгению Третьему не удалось победить ересь Арнольда
— Ну и чего же вы хотите от меня, ваше преосвященство? В чем именно должна выражаться моя поддержка?
— Мой главный конкурент Коррадо делла Субарра, старейший иерарх церкви и декан коллегии кардиналов. Его поддерживают все итальянские кардиналы и римская знать. Но если ваше величество покажет, что он стоит за моей спиной, у меня появится реальный шанс занять место Евгения Третьего.
Прежде, чем дать ответ, император задумался. Евгений Третий помог ему возвыситься и стать самым могущественным человеком Европы — это правда. Правой рукой папы римского в последние годы был именно Николас Брейкспир — это тоже правда. И если англичанин станет следующим главой католической церкви, империя и Фридрих от этого только выиграют. Следовательно, нужно поддержать Николаса Брейкспира и выполнить волю находящегося при смерти Евгения Третьего. Все предельно просто и понятно.
— Будьте уверены, ваше преосвященство, — император кивнул, — я на вашей стороне и помогу вам. Имперский знаменосец граф Оттон Виттельсбах получит соответствующее указание, и вы сможете обращаться к нему. Нужны воины или деньги — не стесняйтесь. Понадобится компромат на кого-то из кардиналов или епископов, снова к нему.
— Благодарю, ваше величество, — кардинал тоже кивнул. — Вы об этом не пожалеете и я был уверен, что мы найдем общий язык, как это уже случалось раньше.
— Это мой долг и я помню, благодаря кому стал государем Священной Римской империи. В конце концов, у нас одна цель. Хотя идем мы к ней разными путями, ибо вы человек божий, а я мирской.
Обсудив ряд вопросов, которые касались избрания Брейкспира главой католической церкви, собеседники замолчали. Каждый думал о своем и первым тишину нарушил император.
— Ваше преосвященство, у меня к вам тоже имеется просьба.
— Буду рад помочь.
— У меня возникли разногласия с супругой, которая была мне навязана. Алиенора не хранила супружескую верность, и я был вынужден умерить ее похоть, отправив в отдаленный замок, откуда она сбежала. Вы слышали об этом?
— Разумеется, ваше величество, и святая церковь знает, где она сейчас находится.
— Мне это тоже известно, — поставив на стол пустой кубок, император огладил рыжую бороду. — Она нашла защиту у своего прежнего мужа. Людовик приютил ее и есть подозрение, что это его люди напали на замок Трифельс и помогли Алиеноре сбежать. Тем самым моя неверная супруга и французский король помогают язычникам, ибо императрица рассылает из Парижа гонцов, которые призывают ее вассалов не подчиняться мне и отговаривают от участия в Крестовом походе. А Людовик, этот жалкий фигляр, отказывается от своих слов. Зимой он обещал, что если понадобится, по первому моему требованию даст воинов для участия в войне против венедов. Но прошло полгода, и сейчас он вспоминает
— Конечно же, вы правы, ваше величество. Но…
— Что "но"? — император поторопил его.
— Надо отметить, что вы сами виноваты. Мы настаивали на том, что французы должны сразу отправиться в Крестовый поход, в едином войске. Однако вы решили не делиться славой и посчитали, что Людовик вам помешает. А теперь упрекаете его в бездействии. Но ведь он поступает так, как поступил бы на его месте любой король. Наученный горьким опытом Людовик желает усилиться за счет соседей и вассалов, которые теряют воинов на севере, и можно его понять. Да и с Алиенорой вы поспешили. Она изменяла вам — это бесспорно. Однако она принесла богатое приданое и родила вам сына. Можно было немного потерпеть и дать супруге толику свободы…
Император перебил кардинала:
— И это говорите мне вы, священнослужитель!?
— Да, говорю, — Брейкспир перекрестился и прошептал: — Прости Господи.
— Вы больше политик, чем кардинал, — император поморщился.
— Приходится быть гибким, ваше величество. В делах церковных я суров и требователен, а вмешиваясь в судьбу мирян должен понимать, что у каждого есть свои слабости.
— Не стоит углубляться в рассуждения. Скажите прямо — вы надавите на Алиенору?
— Само собой. Вернуть вашу неверную супругу мы не сможем. По крайней мере, сразу. Но заставить ее замолчать постараемся.
— А что с Людовиком?
— Он пошлет войска на север. Не сомневайтесь в этом.
— Я вам верю и надеюсь, что все сложится, как вы говорите. Однако попрошу решить эти вопросы до наступления осени. Потому что мне нужны все воины, какие только есть в Европе. Только так, привлекая к походу как можно больше бойцов, мы сможем уничтожить венедов.
— С Божьей помощью, используя влияние матери — церкви, мы заставим Людовика вспомнить о своих клятвах…
Прерывая беседу императора и кардинала, в шатре появился молодой рыцарь.
— В чем дело!? — Фридрих посмотрел на него. — Я велел не беспокоить нас!
— Ваше величество, — рыцарь поклонился императору, — а еще вы приказали сразу же сообщить о прибытии обоза с мастерами из Гамбурга.
— Был такой приказ, — государь махнул рукой. — Они уже здесь?
— Обоз только что въехал в лагерь.
— Он добрался без потерь?
— Мастера доехали благополучно и готовы немедленно приступить к работе.
— Отлично! — император заулыбался.
Рыцарь вышел, а кардинал заметил веселое настроение Фридриха и спросил:
— Вам настолько важны какие-то мастера из Гамбурга?
— Очень важны, ваше преосвященство, — император немного помедлил и поднялся: — Пожалуй, я поделюсь с вами своими планами.
— Мне это интересно, я как раз хотел об этом узнать.
Из сундука, который находился неподалеку, Фридрих достал обклеенную тонкой кожей бумажную карту, раскинул ее на столике, придавил края и снова присел. Карта была сделана венедами, весьма подробная и с многочисленными отметками. Она была лучше тех, какие использовали крестоносцы, и кардинал спросил: