Большой погром
Шрифт:
Столкнувшись с сопротивлением, Буревичи откатились обратно. С тяжелой кавалерией, которая развернулась нам навстречу, биться не стоило, только если стрелами рыцарей бить, и в битве, которая для германцев началась так спонтанно, наступил перерыв. Мы на высотах возле деревни, которую сожгли еще позавчера. Они в низине. Между нами стиснутая лесами равнина. Поляков нет, они остались на противоположной стороне болота и продолжают приходить в себя после разгрома. Силы примерно равны.
Я ждал от противника ответного хода и после полудня Альбрехт Медведь пошел в атаку. Свою пехоту, подражая грекам
Сначала рыцари и сопровождающие тяжелую кавалерию дружинники двигались шагом, с той же скоростью, что и пехота, которая шла за ними следом. Они приближались медленно, тесным строем, стремя к стремени. Над головами всадников колыхались знамена с родовыми гербами, а лошади были покрыты шитыми попонами. Красивое зрелище, словно не война, а парад.
Однако вскоре лошади перешли на рысь, и рыцарская кавалерия стала набирать разбег. Задрожала земля. Стук подкованных копыт, звяканье металла и боевые кличи всадников слились в неразборчивое гудение. Противник приближался, и степняки помчались навстречу крестоносцам. Половцы закидали врага стрелами и они, поднявшись в воздух, на миг замерли в самой высокой точке, а затем обрушились на рыцарей.
От стрел вреда было немного. Дистанция между степняками и закованными в броню католиками метров двести. Поэтому они смогли вырвать из плотного вражеского строя только нескольких рыцарей. Но за первым залпом последовал второй, третий и четвертый. А затем ордынцы развернулись и, продолжая стрелять, пустились наутек. Ничего нового. Тактика боя с тяжелой кавалерией отработана. Степная конница в очередной раз выскользнула из-под удара и противник, потеряв треть кавалерии, смог занять господствующие высоты, которые нам и даром не нужны.
Снова заминка. Противник замер, ждал пехоту. Орда тоже не двигалась. Что предпримет герцог Альбрехт?
Германский аристократ не придумал ничего лучше, как продолжить наступление, и на этот раз впереди пошла пехота.
— Сейчас мы этих пешеходов стрелами проредим, — сказал Кокай Мнюзович. — Хан, пусти мою тысячу вперед.
— Нет, — заметив, что в рядах вражеской пехоты много стрелков, я покачал головой. — Погоди.
В атаку на крестоносцев я пустил тысячи вождей Ечеди и Муцкэ, которые командовали приднепровскими половцами и были двоюродными братьями покойного Бачмана. Они лично повели своих воинов в бой и умылись кровью.
Крестоносцы, увидев приближающихся степняков, остановились и вперед вышли отряды арбалетчиков и лучников. Причем лучники были валлийцами. У каждого длинный лук из тиса в рост человека. Такие только у выходцев из Англии. А арбалетчики, скорее всего, из Италии.
"Наверное, наемники", — подумал я, но отзывать кочевников не стал, ибо хотел посмотреть, как справятся тысячники, к которым у меня не было доверия, и как будет действовать противник.
Тем временем вражеские стрелки выстроились в несколько шеренг и приготовили свое оружие. Степняки стремительно приближались и вот — вот должны были дать первый залп. Но прозвучал вражеский горн. Протяжный звук прокатился над полем боя и наемные стрелки герцога Альбрехта выстрелили
Тучи стрел и арбалетных болтов обрушились на степняков. Всего один залп и половцы потеряли почти сотню воинов. Атака приднепровцев захлебнулась, у противника оружие по дальнобойности лучше степных луков, и я отдал приказ тысячам вернуться.
Теряя воинов и лошадей, половцы отошли. Ечеди и Муцкэ потеряли больше двух сотен воинов, и противник продолжил наступление. Стрелков нам не достать, только нажми, они спрячутся за пехоту, а потом в бой вступит отдохнувшая кавалерия и нам навяжут прямой бой. Нужно ждать более удобного случая, и я принял решение отступить.
Нас не преследовали, и битва должна была продолжиться на следующий день. Альбрехт Медведь не собирался нас отпускать и, кажется, нащупал верную тактику ведения боя против легкой степной кавалерии. Однако ночью все резко изменилось.
— Кхе — кхе! — услышал я возле своей палатки кашель и проснулся.
Руку на меч. Чувства на пределе. Я готов отразить нападение. Но опасности не было и верные вароги на посту, рядом с шатром.
— Вождь, это Веселин.
Голос знакомый, принадлежит одному из учеников Валентина Кедрина, и я отозвался:
— Слышу тебя, Веселин. Входи.
Молодой убийца скользнул в шатер, поклонился и сказал:
— Твоя воля исполнена, вождь. Альбрехт Медведь погиб.
— Когда?
— Минувшим вечером.
— Как? Отчего он умер.
— Герцог пирушку закатил, чтобы своих воинов подбодрить, и винца велел подать. Кубок поднял, произнес речь, пару глотков сделал и помер.
— Яд?
— Он самый.
— Ушли без потерь?
— Никого не потеряли.
— Как ляхи, которые с вами ходили?
— Разбойники, конечно, но нам помогали.
— Отдыхай. Завтра еще поговорим.
Убийца ушел, и я велел поднять тысячи черных клобуков. Наверняка, сейчас у крестоносцев неразбериха и можно попытаться потрепать вражеский авангард. Чем больше паники и неразберихи, тем лучше.
Альбрехт Медведь погиб, и войско крестоносцев сразу же потеряло монолитность. Единственным человеком, который мог его заменить, был старший сын, Оттон Асканий. Но он находился возле Бранибора, руководил осадой. А бароны, графы и прочие аристократы, которые отправились в Крестовый поход, преследовали собственные цели. Поэтому, не успело еще тело герцога Альбрехта остыть, как они стали делить власть и разбились на группировки, а наемники, которым платил Медведь, вообще снялись с места и встали отдельным лагерем.
Чего-то подобного я ожидал и воспользовался этим. Бить врага по частям — что может быть лучше?
Степняки обрушились на крестоносцев и первую ночную атаку провели черные клобуки. А днем на католиков насели половцы. Одна атака сменялась другой. Подобно голодным волкам, которые атакуют стадо оленей, мы выбивали вражеские отряды, расчленяли войско католиков, окружали противника и уничтожали его с дальней дистанции. Крестоносцы сами виноваты. Могли бы объединиться и держаться вместе, прорваться к Магдебургу и, находясь под защитой городских стен, выбрать нового полководца или дождаться приказов от герцога Оттона. Но дворянская спесь и гордость обрекли крестоносцев на поражение.