Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером
Шрифт:
Представьте себе: погиб муж, она остается вдовой, воспитала ребенка, этот ребенок — теперь женщина в 30 лет, которая имеет своего ребенка. Она прочитала эту книгу. Теперь переписываемся, шлет поздравления к каждому празднику...
Вернусь к Паннвицу. Я говорю в Москве — давайте спасать людей. Есть одна возможность. Вы напишите, отправьте телеграмму, что Старик (это Жильбер) изменил. По данным, которыми мы располагаем, находится уже в Южной Америке. Оборвать все, какие бы то ни было, связи с ним. Самое главное сделать так, чтобы Кент и Паннвиц приехали в Москву. Не знаю, передали задание или нет, но они приехали. Он приехал с Кентом, привез с собой некоторые протоколы, потому что многое он сам уничтожил.
Привез девять чемоданов. Приехал он, как победитель, зная, что Отто изменник, его больше здесь нет.
Следователь, который ушел потом, мне говорит: что делалось с Паннвицем, когда он
Могу вам сказать, что до момента моего ареста у нас было восемнадцать аппаратов. В результате удалось спасти людей, пресечь возможность дезинформации, не допустить никого к партии, с которой мы контактировались, а все шло через Дюкло. У нас были большие контакты с движением Сопротивления.
Организация, созданная нами, действовала во время всей войны. Разведгруппа базировалась на совсем необычной основе — на базе антинацистской борьбы, в которую включились крупнейшие представители всех прослоек. Их связывало одно — борьба не на жизнь, а на смерть с нацизмом. Невзирая на самые тяжелые трудности во время войны, правильно ли или неправильно было в аппарате, советские разведчики доказали, что нет таких трудностей, которые... Ну, вы знаете, как говорил Ленин. Ну это самое главное. А если сейчас писать, то потому, что этим типом борьбы не может похвастаться ни одна страна. Это вопрос актуальный, это влияет на молодежь. Времени прошло достаточно, и можно писать об этом. По моему мнению, сейчас 80% всех материалов известны в разных странах. Есть много живых противников, они могут лгать, дезинформировать. Пример: 11 человек, занимавшихся расшифровкой, — Вильгельм Фликке, он бывший соцдемократ, был в группе расшифровки, делал себе копии. Напечатал: «Шифровки Красной капеллы».
БЕСЕДА С Л.З. ДОМБОМ, Варшава, 09—12.09.1969 г.
Название «Красная капелла» было гестаповское. Оно возникло в первой половине 42-го г. Почему тогда? Когда они увидели, что имеют дело с разными группами, отдельными агентами, что эти группы — в Чехословакии, Бельгии, Голландии, Швейцарии имеют отношение к Советскому Союзу, тогда было у них решено дать одно общее название. Они и дали одно общее шифрованное название «Роте Капелле». Суть в том, что теперь, через 25 лет после войны, само название «Роте Капелле» является новым понятием. Оно уже стало нашим понятием, является понятием разведгрупп, действовавших в разных странах, находящихся под угрозой нацизма и в первую очередь в самой Германии. Они создавались на очень обширной базе, на базе борьбы с нацизмом, как группы совместного действия с Красной Армией, которые впоследствии действовали в контакте с Главразведупром, и были направлены на борьбу за уничтожение фашизма. Поэтому все эти понятия, вложенные противниками, как шпионские группы и т. д., они являются смешными. Теперь мы имеем такое положение, что серьезные противники называют эти группы группами идеологического плана, создававшимися для борьбы с нацизмом. Обычно понятие о шпионаже здесь отсутствует. Здесь никого не покупают и не продают, здесь не занимаются ни шантажом, ни убийством, но здесь имеют дело с идейными людьми, где фактически руководят этим делом коммунисты, но совместно в этой борьбе специального характера — разведывательного — эти группы действуют.
Где начало этого? Я не хочу сейчас обширно развивать эту мысль, но когда-то придется этим заняться. Я считаю, что одним из творцов этой идеи был генерал Берзин. То, что нам известно о разговорах Берзина с Зорге, когда тот уезжал в Японию, как он представлял ему, какие стоят задачи, чем должна заниматься его группа, — все это по существу несет в себе характерные черты этих групп идейного порядка. Такая группа была в Японии, где Зорге удалось добиться таких успехов, которых не удавалось получить ни одной разведке, потому что это была борьба группы за мир, направленная на то, чтобы не дать возможности втянуть Японию в войну против Советского Союза, чреватую уничтожением самой Японии.
Для меня лично громадное значение имели разговоры с Берзиным еще в 1936 году, хотя тогда я уезжал по делу, которое длилось всего несколько месяцев. Шли разговоры политического характера, о том, что происходит в Европе, какая нависает угроза. Но главное, я тогда, возвращаясь через Германию (поездка была короткая — два с половиной — три месяца), снова был в Москве и говорил с Берзиным, который на короткое время вернулся в Разведупр из Испании. Я ему докладывал о результатах своей работы. Тогда вел разговор о перспективе работы, о том, что нужно делать. Вопросы эти ставились в более широком аспекте. Он считал, несмотря на настороженность компартий и Советского Союза в отношении нацизма, эту
Когда дело касается меня, то фактически можно точно сказать одно: в 1937 г. я производил такую зондировку в Бельгии и Франции. Для создания такой группы. Дело было в том, чтобы Бельгию сделать базой, учитывая возможности установления контактов через Скандинавские страны. Предполагалось, мы могли и ошибаться, но рассчитывалось, что на случай войны контакты с Москвой легче будет налаживать через Скандинавию, чем через другие страны. Совсем неверным является утверждение, что в самом начале создания таких групп предвиделось, что будет создано кольцо вокруг Англии. В этом ошибаются и Перро, и другие. Никогда мы в подготовительной своей работе не делали ставку на работу против Англии. Поэтому, если вы проследите за приездом наших людей, то они никогда не приезжали через Англию. Они ехали через Скандинавию, Париж, приезжали с разными паспортами, потом в Париже меняли паспорта на американские, уругвайские и т. п.
Главной установкой в работе наших групп была борьба с нацизмом, подготовка к возможности войны.
Мой зондаж был в 37-м г. Потом, когда я возвратился в Москву и доложил, что базой может быть Бельгия, тогда первым человеком, который содействовал проведению этого зондирования на месте, фактически был Лео Гроссфогель. С первых дней он играл ответственную роль в подготовке, и в дальнейшем он был вторым человеком в организации, которому после меня было все известно. Это делалось на тот случай, что, если со мной что-то случится, а я всегда предпринимал меры на такой случай, он становился тем человеком, который держал бы в своих руках все нити. И самое главное, о чем надо здесь сказать и что до сих пор очень мало кому известно, это то, что ряд наших действий, очень важных, были известны только нам двоим. Эта работа шла либо по прямой линии, когда рядом находились военные атташе или связи, проходившие по линии партии, никогда нигде и никому не были раскрыты. Когда началась война, когда передачи шли в больших масштабах, я получил спецшифр, который знал только Гроссфогель, и он занимался этой шифровкой.
Очень важно, что с половины сорок первого и весь сорок второй год все материалы, которые направлялись через наш пункт, где были радистами Соколы, а потом через партию, все это шифровалось им, и никогда эта часть материалов не была раскрыта. Это очень важно в том отношении, что немцы знали о второй линии связи. Потом я объяснял это тем, что если я и переправлял какие-то сведения, то по этой линии шли они открытым текстом, а потом уже шифровались. С Гроссфогелем у нас была договоренность, что в случае провала мы утверждаем — Гроссфогель шифром не занимался, я тем более, не имея для того времени. Поэтому гестапо добивалось ареста Пориоля, который был связным нашим с партией по линии ЦК для отправки этих шифров.
Таким образом, часть шифровок никогда не была передана или раскрыта немцами. Получалось так: если была раскрыта большая часть шифровок немцами, там всегда была подпись Кент. Что же касается других материалов, уходивших По партийной линии связи, то часть из них уходила на Лондон, и хотя они и были запеленгованы, перехвачены, но никогда не были раскрыты. Я уж не говорю о тех материалах, которые переправлялись курьерами.
Что касается ареста Соколов, то нужно сказать следующее. Когда Соколы были арестованы, ни он, ни она шифровальщиками не были, получали только то, что заранее шифровал Гроссфогель. Чтобы не вводить других людей и учитывая, что жена Сокола была связана с Максимовичем, не по вопросам шифра, а по связи, то длительное время донесения шли к Соколам через Максимовича. Здесь надо сказать об исключительном героизме Соколов. На их след напали 6 июня 1942 г., и после их ареста до конца жизни они ничего не сказали. Некоторые из наших противников утверждают, будто жена Сокола сказала, что она знает какого-то Жильбера, потом, что она знает Кента. Это не так. Во-первых, Кента она никогда не знала и не видела. В отношении Жильбера она тоже ничего не сказала. Они держали себя изумительно стойко. Жена Сокола работала на связи и еще была связана со Спаак.