Большой шухер
Шрифт:
Не было особых причин беспокоиться и о возможных результатах разгрома Лавровки. Никто из сколько-нибудь значащих и опасных представителей группировки на свободе не остался. Филя Рыжий по состоянию на 23.30 вчерашнего вечера находился в реанимации. В камере с ним случился сердечный приступ, и его спровадили в тюремную больницу. Шансов дожить до утра Рыжий не имел никаких. Теплов и его люди тоже работать умеют.
Даже наличие такой серьезной дамы, как Алпатова, уже не беспокоило. Оказалось — в этом большая заслуга подполковника Агапова! — что молодой муж Алпатовой, тренер по карате — очень хороший знакомый, даже почти друг Алексея Сенина по кличке «Сэнсей». А из этого следовало, что если Наташа самовольно начнет проявлять излишнюю активность в отношении «Куропатки», то запросто может оказаться заинтересованным лицом, возможно, даже запачканным.
Итак, почти все было на мази. Что же давило на психику и лишало душевного покоя? Иванцов, по зрелом размышлении, увидел два
Первым таким обстоятельством была назначенная на сегодня встреча с представителем Антона Борисовича Соловьева. Как ни странно, но его интересы взялись представлять деятели из АО «Альгамбра» — президент Вячеслав Маряхин и господин Альберт Заборский (он же Алик Забор). Странного тут, конечно, ничего не было, за исключением состава делегации. Заборский вполне мог бы и один сообщить Виктору Семеновичу все, что жаждет передать его московский патрон. Маряхин, каждый постовой сержант знает, всего лишь зиц-председатель. Правда, Михалыч утверждал, что его предполагают сделать первым номером на губернаторских выборах, из зиц-президента АО он станет зиц-губернатором. В чем будет его роль на предстоящих хитрых переговорах? Иванцов мог только догадываться об этом, а значит, вынужден был сомневаться в том, что правильно представляет себе их цели и задачи. Во всяком случае, со стороны соловьевских представителей. До того как в «Русский вепрь» позвонил Маряхин и предложил встретиться в таком составе, Иванцову казалось, будто ему вполне ясно, о чем и как пойдет разговор.
Вторым обстоятельством, которое смущало Виктора Семеновича, было наличие на территории «Вепря» специалистов по техническим средствам наблюдения, прибывших, как и предупреждал Михалыч, для негласного участия в переговорном процессе, проще говоря, для фиксации их на всякое там аудио-видео — дальше этого у Иванцова фантазия не прорывалась — и оперативной передачи всей этой информации в распоряжение Чуда-юда.
Прибывшая четверка молодцов не выглядела особо внушительно на фоне раскормленных и тяжеловатых охранников «Русского вепря», но как-то сразу, без каких-либо деклараций и заявлений, дала понять, что они сами будут все для себя регулировать, а здешние хозяева не имеют никакого права совать нос в их дела. Представляться они не стали. По отчеству представился лишь один — Василий Васильевич, который был в этой команде главным и непререкаемым авторитетом. Хотя внешне, посмотрев на него, никто бы этого не сказал, слишком уж помятый и потертый вид был у этого товарища. Он выглядел точно так, как должен был выглядеть, по представлению Иванцова, несчастный университетский доцент (для профессора Василий Васильевич слишком молодо смотрелся), который месяца три не получал зарплату. Остальные именовались Борисом, Глебом и Богданом, но Иванцов нюхом чуял, что у них, в отличие от Василия Васильевича, имена вымышленные. Они никаких документов никому не предъявляли, а потому выяснить, как их звали на самом деле, Иванцов не мог. Впрочем, иметь лишних сведений об этих московских гостях ему и не надо было, к тому же Михалыч предупредил, что эти ребята будут контролировать не только ход бесед с представителями Соловьева, но и самого Иванцова. Вот это-то и было самым неприятным моментом во всей этой истории. Получалось, что Иванцов
— человек, в отношении которого остается актуальным старый лозунг: «Доверяй, но проверяй». А если упаси Господь сомнения в искренности Виктора Семеновича окажутся относительно большими, чем те проблемы, которые его фигура помогает решать в губернском масштабе, то единственной возможностью избежать роковых последствий окажется добровольное бегство на тот свет.
Весь остаток вчерашнего дня и почти до рассвета группа Василия Васильевича провела в трудах и заботах, усердно развертывая привезенное с собой оборудование. Они сами выбрали комнаты: одну — для беседы Иванцова с гостями, другую — для своей резиденции, третью — для установки приборов и передающих устройств. Комнату для переговоров — ту самую, где весной Иванцов и Соловьев разговаривали со Степой перед роковой поездкой в «Белую
куропатку», — москвичи облазили сверху донизу, исследовав, наверно, каждый квадратный миллиметр стен, пола и потолка, а также всю мебель и светильники. После этого они при закрытых дверях смонтировали то, что хотели. Иванцова пустили туда только после окончания работ и предложили ему определить наметанным глазом человека, который много раз бывал в этой комнате, изменилось ли там что-нибудь или нет. Иванцов пристально осмотрел помещение, но абсолютно ничего обнаружить не сумел.
Резиденцию и комнату для размещения аппаратуры Василий с товарищами организовали в двухкомнатном номере, предназначенном для VIP среднего уровня. Само собой, что они занесли в одну из комнат несколько дополнительных столов и шкафов. Соответственно ни один штатный охранник «Русского вепря» не имел права не то что войти, а даже просто задержаться чуть дольше, чем следовало, перед закрытой дверью этой комнаты. Это вызвало глухое ворчанье в рядах охранников, которые решили, что их, старослужащих, по три-четыре года несших службу по охране спокойствия,
вепре» было до фига и больше. Бог знает, кому суждено сдохнуть от излучений,
кому от сигарет, а кому от бандитской пули.
Роль безмятежно-радушного хозяина удавалась Иванцову с пребольшим трудом. От этой четверки исходила скрытая опасность. Иванцов знал, что, связавшись с конторой Чуда-года и прочно заняв позицию в ее окопах, он может и взлететь высоко, и увязнуть глубоко. Несомненно, что у присланных Чудом-годом людей очень большие возможности. Стоило вспомнить весенние разговоры с Рындиным, материалы расследований о нападениях на оптовую базу АО «Белая куропатка» и Лутохинский молзавод (эти дела превратились в глухие висяки, которые Иванцову пришлось тихо «затоптать»), как появлялось ощущение не то чертовщины, не то собственного идиотизма. Хотя сам Иванцов еще не сталкивался напрямую с техникой, состоящей на вооружении Чуда-юда и Сарториуса, а о принципах ее действия имел самое смутное представление, в ее наличии он был твердо убежден. Его фантазия не шла дальше «аудио-видео», но он понимал, что имеет дело с чем-то неординарным. А неизвестное всегда порождает беспокойство.
Альгамбровцы приехали ровно в 11 часов, скромно, на относительно старом «Мерседесе-300». С господами Маряхиным и Заборским прибыли три охранника, включая водителя, которые остались во дворе. В комнате им было нечего делать.
Начали с дегустации армянского коньяка, который Иванцов выставил к приезду гостей. Обменялись впечатлениями о вкусовых качествах, а уж потом перешли к делу.
— Виктор Семенович, — не без волнения поглядывая на своего внушительного спутника (Алик Забор весил далеко за сто кило), начал Маряхин. — Нас очень волнует, как идет расследование похищения нашего сотрудника, господина Гнездилова. Конечно, неудобно, что мы вас беспокоим в отпуске, но сами понимаете, хотелось бы знать, насколько это дело продвинулось. Ведь речь идет о человеке…
— Очень вам сочувствую, Вячеслав Петрович. И понимаю, что у всего коллектива вашей фирмы сейчас настроение неважное. Хотя вы сами, наверно, догадываетесь, что многое в интересах следствия должно оставаться тайной. Кроме того, я хоть и держу это дело на контроле, но сам его не веду. Может быть, вам следовало бы с Алпатовой побеседовать или с Моряковым? Тем более что у вас, как я понял, уже какая-то своя версия происшедшего сложилась. У нас в производстве дело об умышленном убийстве трех охранников, хотя начинали с ДТП, а вы говорите о похищении. Если у вас есть основания так считать, надо было составить соответствующее заявление, мы бы стали рассматривать его как одну из возможных версий. Но меня информировали, что ваши сотрудники очень слабо помогают следственной группе. Даже создается впечатление, будто они целенаправленно уклоняются от ясных ответов на вопросы работников прокуратуры. Как же будет продвигаться дело, если так пойдет дальше? Надо теснее сотрудничать с правоохранительными органами, тогда есть надежда во всем разобраться.
— Виктор Семенович, сами знаете, какая сейчас криминогенная ситуация. Боятся люди…
— Ну, раз боятся, тогда придется смириться с исчезновением господина Гнездилова. Кстати, а почему вы считаете, что это было именно похищение?
— Ну, мы же уведомлены, что в машине его не обнаружили…
— Ему кто-либо угрожал похищением?
— Нет, об этом я не слышал, — пробормотал Маряхин, опять поглядев на Забора: мол, шеф, смотри, прокурор нас крутить начинает, не запутает ли?
— У него были какие-то сомнительные знакомые, деловые партнеры с неясной репутацией?
Иванцов не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться.
— По-моему, нет… — произнес зиц-президент в явном смятении. Забор мрачно помалкивал.
— Может быть, кто-то уже звонил вам в «Альгамбру» и требовал выкуп?
— Нет, — произнес на сей раз сам Забор. — Не было звонков. И угроз не было.
— А может, вы просто нам не сообщаете об этих звонках? Скажем, похитители пообещали, что в случае вашего обращения в правоохранительные органы Гнездилов будет убит? — прищурился Иванцов. Он прекрасно знал, что никто не назначал выкупов и не угрожал, но помариновать альгамбровцев было приятно.