Большой укол
Шрифт:
Рыжий широко улыбнулся, показывая неодинаковые по длине, но одинаково белые зубы.
— Прикажете подавать?
9
Море, лагуна.
Над полоской песчаного побережья усыпанного полупустыми, почти пустыми и совершенно пустыми кафе, вздымается белая, местами украшенная пятнами горного мха, скала. Напоминающая борт гигантского лайнера севшего на мель в незапамятные времена. На его палубе, густо заросшей ботаническими чудесами, расположен (не стоит, не высится), а именно так как сказано выше, разноэтажный дворец, смесь стилей, мавританского — отсюда арки, и тириамского — огромное количество несимметрично расположенных ромбической формы окон, забранных белыми решетками.
Местные
Само собой разумеется и побережье, и его жители, и жители прибрежных вод, и обитатели внутренних районов острова, и население столичного города Дьянбы, и все плантации тайно возделываемых культур, и открыто посещаемых не очень многочисленными туристами отели, принадлежат Аге. Вопрос о формах владения поднимать не имеет значения, ибо вопрос этот весьма сложен, а разрешение его никоим образом не продвинет развитие сюжета. Достаточно сказать, что Ага, кстати довольно образованный человек, знающий арабский, персидский, английский и урду, полновластный хозяин жизни островитян. Что–то среднее между султаном и тем, кто может стоять выше султана.
Портрет его нарисовать очень просто, ибо он только что вышел на освещенное пространство из каменной ниши, где играл в шахматы с компьютером. Это невысокий человек с неширокими плечами, печально висящими усами, неимоверно расширяющийся книзу. Одежда — балахон из предельно дорогой ткани, на ногах туфли с загнутыми кверху носками. Глаза, как бы немного сонные, как–будто их хозяин никогда не считает нужным просыпаться до конца.
Следом за хозяином следует полуголый, чрезмерно разрисованный желтой краской негр с опахалом. Он так усердно им работает, что батистовые шальфары султана трепещут вокруг мощных лодыжек. Следом за негром следует еще два человека. Телохранители. Они одеты без восточного колорита, он помешал бы им в исполнении своих обязанностей. Вооружение — какие–то новомодные огнестрелки, в руках у этих парней они ведут себя, как живые. Можно сделать вывод, что благополучие султана не беспредельно. Впрочем, говоря философски, что есть абсолютное благополучие? Абсолютная безопасность? Всех нас хотят лишить здоровья, ограбить и убить. Просто когда имя этого недоброжелателя пишется с маленькой буквы — болезнь, инфляция, смерть, мы спокойны, но стоит нам узнать, что подобного возжелал какой–нибудь Петр Фомич Дураков, мы теряем сон, покой, большую часть аппетита, нанимаем телохранителей, вставляем в окна решетки. Глупо.
Вслед за телохранителями выскочил из мраморной компьютерной избы секретарь, одетый в стиле Джевахардлала Неру, белая шапочка, пуговица воротника на кадыке. В руках папка с бумагами.
— Куда сейчас, господин? Как всегда на метеостанцию?
— Нет Руми, на метеостанцию мы пойдем после того, как навестим нашу девочку.
По аллейке обсаженной особыми калимантинскими деревцами, вечно плодоносящими, гирляндами синих и белых цветов; мимо местных Сциллы и Сциллы — гигантских кактусородных, колючечных тварей, которым Ара лично, во время ослепительных побед над электронным обманщиком, запрограммированным на уровень второго шахматного разряда, скармливал поющих ящериц; мимо причудливого, как ревность, коралла, привезенного из мест стевинсоновского вдохновения; мимо дерева попугаев, увешанного платиновыми клетками с разнообразно болтливыми птицами. За время жизни на дереве птицы изучили все сильные выражения на языках, которыми владел Ага, — в минуты душевных бурь, овладевающих султаном, он приказывает пропустить мелкий ток по благородному металлу клеток и стоит под целым водопадом нецензурной критики в свой адрес. Охранники имеют на эти случаи специальные беруши сделанные из джута и пальмового клея.
— Что наш сын? — спросил правитель у секретаря.
Тот поклонился на ходу.
— Никаких изменений, господин.
— Ты хотел сказать, никаких улучшений?
— Я так и хотел сказать.
— Скоро он умрет?
— Мучения его ужасны, но организм крепок. Немецкий врач утверждает, что агония может продлиться еще не меньше месяца. Если вы не отдадите приказ.
— Я не отдам приказ.
Сразу за деревом попугаев было озеро. Именно не бассейн, а озеро, естественным образом возникшее на этой высоте из тела. На дне его жила змея. Особого имени у нее не было, ее звали просто Змея. Никто ее не боялся, ибо она никогда не выходила на сушу, кормили ее ячменной кашей, сваренной на бараньей крови. Впрочем, подкармливали скорее не змею, а легенду. Потому что зверя этого никто не видел. Водолазы, которых Ага нанимал для окончательного решения вопроса о ее существовании, от участия в деле уклонились, несмотря на колоссальный гонорар. Один все же согласился, но всплыл мертвым. Обнаружили у него застарелый порок сердца. Впоследствии выяснилось, что никаких водолазом он не был, и, стало быть, не умел толком пользоваться снаряжением. Очень нужны были деньги.
Но, все в сторону.
Вот главное сокровище султана. С виду, ничего особенного. Бетонный павильон в виде усеченной пирамиды с овальной стальной дверью. Секретарь отворачивается. Ага, громко и фальшиво напевая народную песню «Жена рыбака», открывает крышку панели электронного замка. Напевая все громче, набирает шифр. Он не хочет, чтобы секретарь в клацанье кнопок услышал комбинацию цифр. Не доверяй никому и весь в себя, такой совет дал ему перед смертью отец.
Дверь с современным урчанием исчезла в стене.
Хозяин и секретарь вошли в приятных полумрак. Полумрак тут же реагирует, становясь чуть просвещеннее. Но это, в общем не нужно. Суть видна сразу. Посреди павильона стоит на постаменте хрустальный гроб. Внутри него в морозном сиянье, одетая в бледно–розовые ткани, неподвижно плывет девочка. Лет двенадцати–тринадцати. Она крепко спит. Но глаза у нее закрыты так живо, так свежо, что наличие большого будущего в этом теле не вызывает никаких сомнений.
На постаменте засветилась серебристая шкала. Секретарь, наклонившись к ней, некоторое время всматривался, кривил глаз, подергивал ноздрями, словно точная электронная информация может иметь запах.
— Что? — произнес своим глубоким, чуть рокочущим голосом, хозяин.
— Вы не изволили здесь выть всего два дня, а она успела вырасти почти на четыре миллиметра! — Руми всем своим видом выказал удивление и озабоченность.
— Не кричи так громко, ты ее разбудишь. Нас ведь об этом предупреждали.
— Люди не могут расти так быстро. За прошлую неделю почти сантиметр. Ведь вы знаете, господин, сколько ей лет! А ведь, по словам вашего друга, ее мозг развивается еще быстрее.
— Я немного уже жалею, Руми, что ты слышал эти слова.
Секретарь рухнул на пол, отбросил папку, как перебитую ласту.
— Вы же знаете, знаете, господин, как я вам предан. Я умру, если вы лишите меня своего благоволения.
— Да, — со знанием дела сказал султан, — если я лишу тебя своего благоволения, ты умрешь.
Равнодушно наступив на спину несчастному, Ага вышел вон. Руми поспешил следом, держась за поясницу и подволакивая ногу.
Руми являлся отдаленным родственником его покойной жены, он жил во дворце не только на правах образованного слуги, но и пользовался кое–какими привилегиями. Ага понял, что публично прогулявшись у него по спине, он как бы понизил его в звании и, тем самым, может быть, выдавил на поверхность этой хитрой личности каплю затаенного яда.
Или показалось, будто что–то мелькнуло в глубине суженных глаз?
— Почему ты смотришь в пол? Тебе больно?
— Мне стыдно.
— Почему?
— Потому, что я позволил себе говорить, внутренность червя под каблуком твоего разума.
— Правильно, бойся. Какую–то мозоль моей старой, стоптанной души ты задел.
Серое лицо секретаря покрылось потовыми потоками, он сделал еще одну попытку пасть ниц.
— Идем на метеостанцию Руми и советую тебе поменьше задумываться над предметами, которые расположены выше твоего понимания. Твоя доблесть в том, чтобы как следует выполнять мои приказы.