Болтовня
Шрифт:
Покричишь этак маленечко с каждым, смотришь, ребята тебя и послушались.
Вчера ко мне явилась делегация. Трое наших головорезов — Архипка обязательно, Гараська обязательно и Женя Жилина — пригласили меня участвовать в экскурсии. От таких приглашений не отказываются. Повеселиться с молодежью — да ради этого можно презреть все давно опостылевшие дела!
Встав утром раньше раннего, я решил ехать на прогулку писаным красавцем. Слазил в сундук, достал рубашку с отложным воротничком и долго — минуты две, пожалуй, — выбирал галстук. У меня их два — серенький с желтыми
— Куда?
— Гулять.
— С кем?
— С барышнями.
— Зачем?
— Разводиться хочу.
После такого ответа пошла катавасия. Старуха, конечно, мне не поверила, но спустила на пол сухие костлявые ноги, зашлепала к открытому сундуку, изругала меня за измятое белье и начала честить ласковыми словами.
Ко мне на помощь подоспела выручка. В форточку втиснулась голова Гараськи. Пониже виднелись рыжие краги Архипки.
— Владимир Петрович, пора! — позвал меня Гараська.
— Готов, готов, — сказал я, поспешно нахлобучивая кепку.
— Когда в дом приходят, здороваются, — язвительно заметила Анна Николаевна.
— А в дом никто и не пришел, — задорно отозвался Гараська, намереваясь начать перебранку, но, заметив мое морганье, поспешно скрылся.
— Пошел, — попрощался я с женой.
— Распутник ты, распутник! — послала она мне вдогонку.
— Почтение приятелям! — поздоровался я с Архипкой и Гараськой, и мы дружно зашагали к трамвайной остановке.
Шагов на сто отошли мы от дома, как вдруг я услыхал пронзительный и неприятный крик:
— Владимир Петрович, остановись! Да стой же ты, греховодник!
Вслед за мною семенила мелкими шажками Анна Николаевна.
«Так и есть, — подумал я, — она намерена прогуляться вместе со мною».
Сердце сжалось, предвкушая испорченную прогулку.
Но старуха меня пощадила. Она только подбежала и сунула мне в руки огромный сверток, перевязанный несколькими бечевками.
— Возьмешь — позавтракаешь, — недовольно буркнула она, поворачиваясь ко мне спиной.
Лодка лениво скользила по мутной поверхности воды. Зелень украшала берега приятными пейзажами.
Пока наши ребята спорили на станции, пока все участники прогулки собрались, пока купили билеты, время неуклонно шло вперед. Часовые стрелки встали вровень, когда мы уселись в вагон.
Среди горланящих, смешливых и любопытных глаз только одни прятались под навесом седых бровей.
Ребята старались не подчеркивать оказанной мне чести, изгоняя из моей памяти впечатление об их дружеском и нежном предложении множеством мелких любезностей и забот. Так человек, сделав другу ценный и нужный подарок, беспричинно смущается и начинает задаривать друга многими мелкими и ненужными безделушками.
Балагуря друг с другом, мы незаметно доехали до Царицына, высыпали на платформу, переждали, пока дачная публика не схлынула через виадук к щербатым дачам, и заторопились в парк, к воде — на лодки и на лужайки.
Нас было не меньше шестидесяти, молодых и бодрых любителей реки и леса, и мы быстро разделились на две группы. Я пошел с лодочниками.
Лодка лениво скользила по мутной поверхности воды.
Нас прогнал дождь — частый, смешной, лившийся при солнце и никого не испугавший.
Мы приналегли на весла, повернулись и прямиком понеслись к дощатой пристани с желтенькой будочкой и неверными часами. По нашему расчету, мы катались около двух часов, по расчету курносых парней, распоряжавшихся лодками, выходило три часа. Мы спорили, спорили безуспешно, — курносые парни отдали оставленные в залог документы, только полностью получив плату за насчитанное ими время.
Перед дворцом мы встретились с оставшейся на берегу компанией и все вместе пошли осматривать здание.
Кому нужно лишнее доказательство негодности царей? Никому оно не нужно. Все-таки, взглянув на царицынский дворец, бесцельно воскликнешь: «Как хорошо, что царей больше нет! Они были плохими хозяевами. Дать им похозяйствовать еще — увеличилось бы только количество недостроенных дворцов». Кроме того, я думал еще о другом: почему пропадает такое здание? Какая куча бесцельно сложенного кирпича!
Дворец мне не понравился: слишком мало света — узкие оконца не пропускают внутрь редких, пробивающихся сквозь густую листву парка упрямых лучей солнца, неравномерна высота комнат — низкие потолки нижнего этажа лишали бы дворников и поваров воздуха, плохо использована площадь — на месте, занятом длинной дворцовой подковой, можно было бы выстроить гораздо большее здание.
Дворец мне понравился: стены, стены-то каковы! Какая кладка! Такой мощности и силы нельзя встретить в нынешних тонкостенных домах, на третьем этаже в клозет идут, а в первом из-за этого обедать не садятся, а за дворцовой стеной хоть человека режь — не услышишь. Крепко поставлено — почти полтора века высятся беспризорные стены, и ничего с ним не делается. Если бы так строили нынешние дома!
Потом мы играли в городки внизу, на лужайке у пруда, и я с Архипкой — мы играли в разных партиях — поочередно возили друг друга на закорках.
— Эй, эй! — покрикивал я на пыхтевшего подо мной Архипку. — Так я тебе и позволю надо мной смеяться! Изволь-ка теперь покатать и меня. Н-но!…
Архипка бежал изо всей мочи, пересек лужайку и, уже приблизившись к самым кустам, споткнулся — под ногу ему подвернулся незаметный, но ехидный сучок. Мы оба трахнулись на землю, и я, перелетев через голову Архипки, благополучно растянулся на низкорослых кустах.
Поднимаю голову, оглядываюсь: прямо передо мной четверо наших из печатного отделения — Снегирев, Качурин, Уткин и Нестеренко. Сидят голубчики по-восточному — ноги под себя поджав, перед ними газета расстелена, на газете нарезанная ломтями колбаса, сыр, хлеб и две бутылки очищенной.
— Владимир Петрович, и вы сюда? — запинаясь, спрашивает Уткин.
Нестеренко же перемигнулся с ребятами, пододвинулся и пригласил:
— Милости прошу к нашему шалашу!
— Спасибо! — приветливо отозвался я, потирая ушибленное плечо.