Бом-бом, или Искусство бросать жребий
Шрифт:
– Злодейка наша, – представил бутылку хозя-ин. – На чесноке стояла, смородиновых почках, му-равьиных яйцах, змеином зубе, сливовой смоле и ещё кой на чём, что мы в секрете держим. И для веселья хорошо, и от хворобы всякой выручает. Злодейка на-ша – всем лекарствам мать. Отведайте.
Андрей отведал. Катя воздержалась, опаловыми пальчиками ущипнув поджаристого язька.
В груди Норушкина взметнулась пронизанная солнцем синяя волна и, накатив на сердце, отступи-ла. Градусов в «злодейке» было пятьдесят примерно
С лилово-перламутровыми, чудесно промытыми внутренностями и сияющей под кожей в вездесу-щих капиллярах кровью Андрей приступил к делу:
– Я хочу купить в Побудкине свою же собственную землю, отстроиться и, Бог даст, обосноваться.
Староста замер на миг, и вдруг в горнице лопну-ла звонкая пиротехническая штучка:
– Андрей Лексеич! Да неужто?! Отец родной! Вот радость-то! Нельзя башню без пригляда дер-жать: хорёк какой-нибудь влезет, и на тебе – то пар-ламент горит, то дефолт, ититская сила!
В ушах Норушкина невесть откуда появилась гул-кая дымка – чёртово пойло! – так что он не пору-чился бы наверняка за адекватное осмысление услы-шанных в ответ слов и интонаций. Но Катя после подтвердила, что именно так – с восклицательными знаками – всё и было сказано, причём хозяйка и хо-зяин говорили хором.
Нержан Тихонович, смахивая с глаз счастливую слезу, заверил, что все бумажные вопросы и крюч-ки они уладят в уезде сами: автохтонам такие дела решать сподручнее – хоть понаслышке, но все (или почти все) здешние чиновничьи ухватки им извест-ны. А коль скоро понадобится присутствие Анд-рея – они известят.
Согласовав с Норушкиным кандидатуру стряпче-го, староста вызвал в избу Фому Караулова, которо-му велено было завтра спозаранку отправляться с барином в Новгород, чтобы оформить у нотариуса доверенность на ведение дел. Время шло к вечеру, сегодня они так и так не успевали.
– Как выясните цену земли, – предупредил Ан-дрей, – сразу дайте знать. Мне мигом деньги не со-брать.
– Господь с вами, барин, – раз в четвёртый уже за день героически осклабился староста Нержан/Не-смеян. – С нас одних недоимок, почитай, столько приходится, что хватит Крым у малорусов отку-пить.
– Крым возьмём не златом, а булатом, – пообе-щал Норушкин, внезапно ощутивший явный по-зыв зарычать, и великодушно махнул рукой:– А недоимки прощаю.
Староста на время потерял дар речи и ожил лишь тогда, когда нащупал безотчётной рукой закупорен-ный сыром штоф.
Тут год не пей, два не пей, а за такое дело выпей...
И он плеснул жемчужной «злодейки» Андрею, решившей разделить судьбу Норушкина Кате, себе и благоухающему дымарём и прополисом новоис-печённому стряпчему Фоме.
Когда староста осведомился: не прикажет ли ба-рин баньку? – детка Катя взвизгнула от востор-га, предвкушая, на что Норушкин леденящим шё-потом заметил, что если она возжелает на полке разврата, это значит – у старичины
Детка сказала: «Бурбон», – и с хрустом откусила проведавший сметану огурец.
Пока суд да дело (топить, выстаивать), Андрей ре-шил показать Кате Побудкино и попросил Фому провести их к дорогим руинам мимо места, где зве-рьё порвало Герасима и его физкультурников.
Вся деревня, казалось, была уже в курсе норуш-кинских планов. Разбившись на кучки и оседлав/об-ступив/обметав завалинки соседних дворов, мужи-ки увлечённо ткали невещественную ткань гряду-щего строительства. Андрей ловил невольно то там то сям выпархивающие кудельки:
– Ты печника-то настоящего видал? Настоящий печник печку не кладёт, настоящий печник печку вьёт!
– Да какой он плотник! Амбар рубит, а тот у не-го винтом завёртывается!
За деревней в небе кругами плавал коршун.
Зайдя окольным – вдоль берега Красавки – пу-тём в лес, Фома провёл Андрея и Катю с полверсты по несусветному бурелому и наконец указал в ело-вой гущине на смердящую, закиданную хворостом, лапником и мхом яму.
– Здесь, – скупо пояснил он.
Вокруг раскачивался и шумел летний лес, просеи-вая комаров сквозь своё сито. Над ямой в косых сол-нечных лучах, продравшихся сквозь ветки, в кото-рых потерялось небо, кружились оплывшие мухи.
– И каким только бесом вас сюда, дураков, за-несло? – в сердцах спросил Норушкин мертвецов. Воспоминание о кончине дяди Павла жарко ударило его по глазам, и в Андрее разом вспыхнула подостывшая было ненависть.
– Герасима, козла, послушались, на клад польстились стародедовский, – ответили из ямы мертве-цы. – А он, блин, и не Герасим вовсе, а чёрт-те что – типа, чучелко соломенное. Наши души неприкаяны, а у него, в натуре, души нет – жёлтый дым только. Мы молимся об избавлении, но Господь неумолим.
– Ой, – сказала Катя.
– Эка, хватились! – усмехнулся Фома.
– Мы хотели... – попытались оправдаться мерт-вецы.
– Мы хотели, мы хотели, даже яйца все вспоте-ли! – Слова Фомы падали тяжело, как камни, и ос-тавляли на земле вмятины. – Тут вам была шелуха от лука, а там теперь – самые слёзы.
– Какой клад? – не сразу подавил смущение Норушкин.
– Герасим сказал: фраера даванём, он нам фа-мильные сверкальцы и рыжьё сдаст. Здесь, мол, у него тайничок, кладка – чёртовой башней назы-вается.
– Ну? И что с вами случилось, банда?
– А больше мы тебе ничего не скажем, – замк-нулись мертвецы, – потому что мертвы, в натуре.
Андрей взглянул на Фому – на лице пчеловода проступила беспощадная, осмысленная свирепость. «То ли планеты так встали, то ли в атмосфере нела-ды, – подумал Норушкин. – Воистину, в России нельзя придумать ничего такого, что не случилось бы на самом деле».