Бом Булинат. Индийские дневники

Кашкаров Александр В.

Следующим утром мы стояли на платформе Джайсальмера. Накануне вечером на вокзале кто-то всучил мне брошюрку джайсальмерского отеля «Самрат»: комнаты за шестьдесят рупий на троих плюс бесплатный джип от станции до отеля.

Направились прямиком к припаркованной «Махиндре» и спустя десять минут, сидя в отеле, слушали увлекательный рассказ о сафари на верблюдах. Вскоре стало предельно ясно, что это типичный туристический аттракцион. Но чем еще заняться в городке, окруженным пустыней?! Поторговавшись, взяли сафари на два дня. Нам пообещали завтрак, обед, ужин, одеяло, стряпуху, и каждому персонального верблюда. Нас включили в группу из трех новозеландок и голландца, старт намечался на восемь утра следующего дня.

* * *

Джайсальмер, как и Джодпур, располагается вокруг горы, в данном случае песчаной насыпи. Джайсальмер называют «Золотым городом». Весь город песчано-глинистого цвета, отчего в закатных красках он действительно похож на золотой.

Джайсальмер – небольшой городишко, со стен форта прекрасно видны крайние домики, за которыми сразу начинается пустыня с зелеными кустами колючек.

Форт здесь – не музей, а жилой центр города. Средневековая жизнь – на крышах и в башнях пасутся козы, в лабиринтах узких улочек, напоминающих Варанаси, пахнет едой, играют дети, со стен выплескивают помои.

Голубой город

В форте тоже сдаются комнаты. Вас ведут по миниатюрным винтовым лесенкам, где приходится протискиваться боком и невозможно разминуться двум людям, по стенам лепятся дверцы, похожие на маленькие резные ставни, пройдя через которые, попадаешь в кукольную комнатку, где из-за низкого потолка приходится стоять согнувшись. На полу лежат ковры ручной работы, голые глиняные стены покрыты росписями или завешаны древними гобеленами. В углу стоит деревянная резная кровать, обычно занимающая большую часть комнаты, а из миниатюрного сводчатого окошка видны город, раскинувшийся у подножья, и пустыня, растворяющаяся в синем мареве у горизонта. Если зажечь вечером свечу в такой комнате, кажется, будто попал в прошлое – времена султанов и магараджей, за окном бредут караваны, а по стенам крепости в ночном дозоре проходит стража.

В восемь утра наша группа рассаживалась в припаркованный около дверей отеля джип – серую, крошечную, но чертовски вместительную «Махиндру» с брезентовым кузовом. С нами туда уселись и три новозеландки с голландцем, в действительности оказавшиеся тремя израильтянами и невезучим японцем. За прошедший день этот японец несколько раз скатился с лестницы, а днем упал в обморок, поднявшись перекусить на крышу. Садясь в джип, он вновь чуть не лишился чувств. То был, наверное, самый жаркий день за все путешествие по Индии – на улице 48° в тени.

* * *

Около десяти утра мы стояли под палящим солнцем посреди глиняно-каменистой пустынной местности. Возле дороги топталось десять верблюдов, навьюченных одеялами, мешками с провизией и походной утварью. Рядом с караваном суетились наши проводники: три раджастанца, двое мусульман и индуист. Все трое в тюрбанах и длинных робах. Звали их Роман, Белял и Бага, последние имя было прозвищем, означающим «псих». Все они, как выяснилось впоследствии, были проводниками не по профессии. Роман восемь месяцев водил караваны, а остальное время отбивал камни для строительства домов. Белял, самый старший, тоже был каменщиком; Бага, самый молодой и самый веселый из компании, не умолкал ни на секунду, пел песни и сочинял поговорки про сафари типа «Twenty four hour full power – no toilet, no shower» [97] .

97

«Туалет и душ забудь, на верблюде начав путь!».

Бага был женат, имел двух детей и на собственном примере разъяснил местный обычай – жену обычно выбирает семья через Интернет (в Индии это самый популярный способ, около 70 % всех браков), либо среди знакомых семей. Брак может быть оговорен еще в младенческом возрасте, жену выбирают по состоянию и социальному статусу. Причем отец жениха дает отцу невесты довольно большой выкуп – около миллиона рупий. Отец невесты дает отцу жениха сумму, превышающую выкуп за невесту. На эти деньги семья жениха дарит подарки семье невесты и устраивает пышную свадьбу, на которую стекаются бесчисленные родственники с обеих сторон и такое же количество случайных лиц. Так было и с Багой, жену купили за миллион, а свадьбу справили за три. Судя по цифрам, Бага безбожно врал.

Верблюды были разного цвета и размеров. Выяснилось, что это было целое семейство: отец Кеке – старый, дряхлый, ленивый и упертый, как осел, страдающй метеоризмом, верблюд который достался мне; его сын Бальбу черный, понятливый и легко управляемый достался Кашкету, Калу – маленький, кудрявый и послушный верблюжонок достался такому же кудрявому и волосатому израильтянину, Папу – совсем крохотный, достался его приятелю, остальных верблюдов поделили между японцем, Катей и погонщиками. Японцу опять не повезло, ему попался какой-то старпер типа моего, который кусался и брыкался, и все время задевал седоком обо все встреченные по дороге кактусы и колючки. Всем, как и было обещано, досталось по верблюду.

* * *

Температура воздуха за полтинник. Поезд «Джайсальмер – Дели» стучит колесами сквозь выжженную оранжевую пустыню с желтыми сухими кочками. Изредка встречаются бродячие верблюды и стада коз, которые, встав на задние лапы, обгладывают редкие листья на одиноко стоящих деревцах. Вот проскочили лагерь бродяг, усеянный самодельными палатками из полиэтиленовых мешков. В вагон врывается обжигающий сухой ветер, вносящий с собой облако пыли и клубок колючек, пахнет верблюдами. Все спят, Кашкет засунул плеер в уши и залег на третью полку. Непонятно, как ему это удается, ведь там не просто как в бане, а как в котельной – к потолку нельзя прикоснуться, душно и воняет. Ехать нам так еще около двадцати часов, но часа через три-четыре жара спадет, и мы сможем чуть-чуть поспать, прежде чем замерзнем ночью. Правда, на этот случай припасена фляжка рома.

* * *

Сидеть в седле не очень-то удобно, так как никаких стремян или подставок под ноги не предусмотрено. Через двадцать минут пути у меня все так затекло, что я уже не думал ни о чем другом. Путь наш проходил по земле, похожей на растрескавшийся глиняный кувшин, вокруг не было ни одного кустика. Время близилось к полудню, солнце остановилось в зените и нещадно жгло. Несмотря на нахлобученные тюрбаны, голову все равно припекало. Мой лентяй Кеке двигался первым, во главе каравана, остальные плелись нос в хвост. Израильтяне (не помню их имен) оказались веселыми ребятами. Они быстро сдружились с погонщиками и всю дорогу над ними потешались, мгновенно заучив несколько выражений, которыми изъяснялись погонщики, принялись их повсеместно употреблять. «Possible» [98] было особенно в почете.

98

«Возможно».

* * *

В вагон вошли контролеры. Та еще парочка – один приземистый, тощий, с офицерской осанкой, гладко выбритый, в очках, усах и пробором набок, – держится франтом; второй высоченный с гигантским пузом, крашенной рыжей бородой и волосами, неторопливый, развязный, неопрятный, эдакий Карабас-Барабас. Тощий, оглядев мельком вагон, удалился, а этот сидит, развалившись будто дома, и пытает хрупкого индусика-безбилетника.

* * *

Погонщики ничуть не смущались шуткам в свой адрес, отшучиваясь похлеще израильтян. Кеке ехал шагом и через каждые три метра вытягивал шею и издавал звуки, похожие на отрыжку. Точно такой же звук он издавал сзади. Лохматый прекрасно знал дорогу, видимо, не один десяток раз протопал по этому маршруту, так что поводья можно было не держать вовсе.