Бомба в голове
Шрифт:
А во-вторых, предположения его, разумеется, нуждались в многочисленных проверках, поскольку и сейчас ещё он не мог признаться себе, что по-настоящему в них верит. Если бы дело касалось простого неврастеника, теряющего самообладание по четвергам, тогда можно было бы в чём-то слукавить, убедив себя и остальных в том, что настроение пациента обладает приобретённой каким-либо образом цикличностью. Можно было бы впустую перемалывать большое количество разнообразных доказательств, представленных по необходимости под нужным углом. Можно было залить действо теорией – таких, слава богу, имеется предостаточно. В сфере применения неточных наук, не требующих буквенно-цифрового описания процессов, количество аксиом, как и самих провидцев, счёту не поддаётся. Однако речь шла об интеллектуально развитом
Сейчас он смотрел на Канетелина, тихо посапывающего в своей кровати, и вспоминал совсем ещё недавние события. Словно времена тяжёлых переживаний, последние месяцы предстали целой эпохой, оставив в душе неизгладимый отпечаток чего-то очень важного. У него были свои принципы и подходы, позволявшие достигать нужных целей без видимых затрат энергии. Он был настоящим мастером своего дела. Хорошо известно: чтобы успешно лечить или управлять, что в стратегическом плане одно и то же, надо лишь всенепременно и полностью завоевать доверие интересующего вас объекта, и тогда любая метода ляжет на благодатную почву сознания и быстро даст нужные всходы. Идея потворствует правителям, но для врача она подобна дорогой пилюле, направляющей концентрацию жизненных сил больного в нужное русло. Однако Канетелин, ещё не приняв облик полноценного человека, сам излучал идеи, не только не поддаваясь чьему-либо внушению, но и пытаясь подчинить окружающих себе. Его лоб и надбровные дуги, будто у древнегреческого стратега, налились властным припуском гордыни. Не зная его, можно было бы представить большого полководца на сонном одре, оставившего свои войска на попечение надёжных помощников, но в ближайшее время готового вновь приступить к исполнению нелёгких обязанностей.
Его сон был крепок и безмятежен, поза бесстрастна. Он лежал на спине, вытянув руки вдоль тела, и блуждал обрывками мыслей в далёких фантазиях, возносясь на высоты нечеловеческого величия. И чем-то пугал, неся в себе неразгаданную тайну подсознания, незримо опираясь на то, что приносило вред.
Канетелин вдруг открыл глаза. Доктор затаил дыхание, словно тот лежал в непосредственной от него близости. Пациент, оказывается, не спал, что явилось для наблюдающего полной неожиданностью.
Он смотрел в потолок, скорее куда-то выше, что было ясно даже в контурах нечёткого изображения, выделявшего зрачки еле различимым оттенком в больших пятнах глазниц. В его взгляде было что-то демоническое, если принять во внимание тот факт, что человек пережил недавно органический мозговой синдром. Но именно мысли о странных явлениях, которые происходили вокруг него, вернее даже которых он был непосредственным инициатором, не давали видеть в нём обычного клиента. Искушённый в невероятных странностях человеческой психики, Захаров столкнулся теперь с совершенно неведомыми ему физическими явлениями.
Вот опять! Вытянув шею, доктор впялился в экран монитора. Над головой пациента чётко обозначились какие-то волнообразные полосы, словно исходящие от него, явно указывающие на источник их происхождения. Что они означали, Захаров не мог себе даже представить. Волны фиксировались в инфракрасном диапазоне излучения, однако это мог быть какой-то побочный эффект – физическая суть явления скрывалась под черепной коробкой больного, и фокус заключался в том, что в человеке столь сильных источников возмущения просто не должно существовать.
В очередной раз Захаров в недоумении смотрел на это ночное действо, не в силах оторвать взгляд от экрана, будто наблюдая сцену из сказочного фильма. Однако то, что он видел, было наяву, в обычной палате клиники, с обычным, вполне рядовым больным. В какой-то момент он подумал о неисправности техники, преподносящей ему сюрпризы, но он несколько раз проводил наблюдения за похожими пациентами и там ничего подобного не обнаруживал.
Сравнивая записи канетелинских излучений, он заметил, что картина поля вокруг него, рисунок волн всё время разные. Данный феномен поразил его ещё сильнее. Странный излучатель, сидящий в голове физика, оказывается, меняет форму, а может, даже и интенсивность своего действия. Получалось, наводящий на больных панику субъект действительно имеет способность реального физического воздействия на окружающих, будто антенна, выделяя в пространство спонтанно возникающую, но, возможно, и вполне себе ощутимую энергию. Его не зря не любили пол-этажа здешних постояльцев, вероятно, чувствующих подобные излучения и относящихся к физику с опаской. И оттого те нелёгкие отношения, которые он имел с большой группой разномастных придурков, расширились под воздействием данного фактора до размеров ненависти.
Показалось, что, испытывая лёгкое беспокойство, Канетелин глянул прямо в камеру, отчего стало как-то не по себе. Жуткий вид неморгающих глаз, расплывшихся на тепловизоре до огромных пятен, будто предупреждал о заряде опасной энергии, сфокусированной по направлению поворота его головы. Тонкий намёк или затаившаяся в недрах сознания грубая сила заставляли воспринимать его с настороженностью. Захаров никогда не думал, что на пике своей профессиональной карьеры будет испытывать растерянность или даже лёгкий страх перед собственным пациентом.
Но через несколько минут, прекратив «передачу», Канетелин широко зевнул и повернулся к стене, поправив одеяло, принимая более удобную позу для отдыха. На этот раз он, кажется, уснул по-настоящему. Оставив без ответа возникшие к нему вопросы, он, точно затеявший игру мошенник, спрятался под личиной скромного мирянина, ничего не ведающего о своих феноменальных способностях.
Захаров ещё долго наблюдал за ним. Вернее, задумчиво уставившись на экран монитора, пытался выстроить логически завершённую картину необычного явления. Однако, как и в предыдущий раз, он закрыл кабинет и уехал домой, так и не решив окончательно, что следует предпринять в дальнейшем. Одного его ума здесь явно не хватало.
5
Уже неделю Виталий жил в каком-то напряжении, всё это время его не покидало ощущение, что он прикоснулся к тайне никак не меньше чем вселенского масштаба. Чем бы он ни интересовался в связи с последними событиями, везде обнаруживались некие странности, которые при должном рассмотрении, наверное, могли бы вывести на нужный след. Однако по прошествии некоторого времени выяснялось, что вскрытые факты ничем необычным на самом деле не отличаются и наделять их подозрительными свойствами способно лишь сильно развитое воображение. Дело только запутывалось ещё сильнее.
По возвращении из клиники он в первую очередь внимательно просмотрел переданную ему вдовой друга тетрадь. Это были рабочие записи и наброски мыслей, сделанные, скорее всего, незадолго до трагедии. Текст изобиловал тяжёлыми, непонятными простому обывателю терминами. Судя по выводам в конце тетради, как понял Виталий, результаты проведённых экспериментов не подтверждали первоначально выдвинутую гипотезу. При этом говорилось о несовпадении каких-то факторов, служащих исходным условием для анализа, и было указано на необходимость проведения повторных исследований уже более конкретной направленности.
Сделанные от руки рисунки вообще походили на загадочные схемы из эпохи древних цивилизаций. Хаотично разбросанные по листу маркированные кружки, чёрточки, волнистые линии составляли, очевидно, суть передаваемой информации. Местами они объединялись рамкой в группы, причём группы пересекались и входили одна в другую. Единственным указанием на существование между знаками каких-то связей являлись перемежающиеся в беспорядке стрелки, то ли обозначающие причины и следствия, то ли указывающие на вставку в нужное место дополнительных пояснений. Словом, понять что-либо в этих зарисовках непосвящённому человеку было невозможно.