Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней
Шрифт:
— У Коли, — говаривал Зельдович, — может, единственного среди нас — искра Божия… мы все трепещем перед ним, как перед высшим судьей.
Дмитриев с женой выучили Сахарова пить неразбавленный спирт, чем по существу и был закончен «курс обучения молодого новобранца». Жизнь в городе за колючей проволокой была жутка и тягомотна. Кругом зеки, свирепые охранники, грязь и тоска.
Заключенные по мере окончания сроков освобождались, но за «колючку» их не выпускали — боялись, что они разболтают о тамошних секретах. На работу их по той же причине не брали, жить было не на что и несчастным оставалось только грабить
Через месяц на объект прибыл Игорь Тамм. Сразу же оживилась работа, изменился стиль жизни, стал интересным и насыщенным отдых — лыжи, теннис, лесные прогулки, плавание. Вечера были заполнены шахматами и особенно картами.
Игорь Евгеньевич слушал радио Би-Би-Си на английском языке и пересказывал своим ученикам все то, что тщательно пыталась скрыть советская пропаганда. Зельдович часто подбрасывал Сахарову самиздатовские книги, но до поры, до времени внутренний мир Андрея Дмитриевича оставался довольно консервативным.
Скоро группа Тамма пополнилась еще двумя талантливыми учеными. О Николае Боголюбове Сахаров слышал давно, он поразил его докладом, в котором впервые развил теорию сверхтекучести. От Боголюбова — эрудита, знатока многих языков и наук — Андрей Дмитриевич впервые услышал о кибернетике, о громадных перспективах ЭВМ. От практических задач объекта Боголюбов старался отвертеться, если они не совпадали с его научными интересами. После первого же испытания «слойки» Боголюбов сумел вырваться из Лос-Арзамаской зоны, тем самым он спас свою грандиозную научную карьеру.
Вторым «новобранцем» в таммовскую группу был Исаак Померанчук. Его «забрали» от большой науки и молодой жены, которую он только что отбил у какого-то генерала. Потому Померанчук вдвойне тяготился жизнью за колючей проволокой. Теоретические проблемы «термояда» он решал изящно и легко, но открыто презирал всю эту деятельность.
Он ухитрился «удрать» с объекта гораздо раньше Боголюбова, и наградой тому стали фундаментальные открытия Померанчука в физике высоких энергий.
Зельдович не меньше, чем Померанчук тяготился отсутствием женской ласки в зоне за колючей проволокой. Правда, он находил утешение в многочисленных интрижках, в которых сумел проявить себя неутомимым любовником. У многих женщин Сарова даже сегодня начинают особенно блестеть глаза и вздыматься грудь, когда вспоминают Зельдовича. Не случайно комнату, где жил член-корреспондент Зельдович и где случались амурные свидания, звали «членкоррхранилище».
Он и уехал с объекта, похоже, потому, что уже перезнакомился со всеми дамами, которые могли оказать ему свою благосклонность. В этом смысле поле деятельности в Москве было почти непаханной нивой, как впрочем, и большая наука, которой он служил не менее ревностно.
Все, кто вовремя «сбежали» с объекта — Тамм, Зельдович, Боголюбов, Померанчук и другие сделали потом колоссальные успехи в фундаментальной науке.
Самый же гениальный человек с «искрой Божией» — Николай Дмитриев — остался. Его необыкновенный талант так и нашел применения для решения трудных, объемных, но совсем не оригинальных задач «бомбовой» физики. Объект искалечил его научную судьбу.
Андрей
Генерал «от науки»
Успешное испытание первой атомной бомбы несколько успокоило Лаврентия Павловича — команда вроде подобрана подходящая, результат близок прогнозируемому. Если раньше у него были сомнения и непреходящая боязнь того, что Сталин отпустит его в Лубянские подвалы, коли, окажутся неудачными первые испытания, то теперь он слегка повеселел и уже с большим вниманием относился к ученым.
Водородная бомба больше не казалась химерой — Берия теперь хорошо понимал преимущества и выгоду нового оружия. Он, конечно, отдавал себе отчет в том, что именно ему поставят в вину недостаточное внимание к водородному оружию, если американцы тут значительно опередят СССР.
И как только Трумен огласил доктрину создания термоядерных вооружений, тут же состоялось заседание Спецкомитета во главе с Лаврентием Павловичем с конкретной повесткой: «О мероприятиях по обеспечению разработки РДС-6» — так теперь называли водородный заряд и термоядерную бомбу. Причем у слойки был добавочный индекс «с» — РДС -6с, а у «трубы» индекс «т» — РДС -6т.
В соответствии с решением Спецкомитета были изданы правительственные постановления о строительстве специального реактора на тяжелой воде по наработке трития и завода по производству лития-6.
Если выработка нужного изотопа лития встречала огромные трудности, то наработка трития была сто крат труднее. Этот безумно дорогой элемент мог изготовляться всего лишь граммами в сутки — и то взамен оружейного плутония. Дело в том, что тритий получался в мощных нейтронных потоках, которые тогда существовали только в военно-промышленном реакторе, и чтобы наработать там тритий, приходилось останавливать изготовление плутония, с которым и так в СССР было не густо. Чтобы получить килограмм трития, например, нужно было жертвовать семьюдесятью килограммами плутония, что означало потерю — как бы «недопроизводство» полутора десятка атомных бомб.
Разработку новых методик для получения лития-6 («лидочки») поручили академику Арцимовичу, а ответственным за организацию его производства стал генерал НКВД Павлов Николай Иванович, о котором академик Леонтович как-то горько пошутил, что «Павлов давно связан с наукой». При этом он имел в виду не то, что Павлов учился до войны на химфаке университета, откуда сразу пошел работать в госбезопасность, а совсем другое — быстро сделав себе карьеру в борьбе с «врагами народа», Павлов возглавил управление НКВД по Саратовской области.
А как раз в эти годы в саратовской тюрьме умирал от пыток и голода Президент АН СССР знаменитый Вавилов, также Николай Иванович.
Потом Павлов стал уполномоченным ЦК и Совмина по курчатовской лаборатории — таких надсмотрщиков вводили по всей стране на крупные предприятия, заводы, институты.
Как и его шеф — Берия, Николай Иванович был хваток, активен, кипуч. Кипучесть однажды чуть не довела его до подвала, но об этом — позже.
Павлов своей энергией и деловым напором сначала очень понравился, Сахарову и Тамму. Но, когда Николай Иванович спросил Тамма: «Что вы тут одних евреев развели?», Игорь Евгеньевич почти перестал с ним общаться.