Бомж
Шрифт:
— Да? — Я искренне удивился. — И о чем же?
— Деток стало жалко?
Ничего себе! Вот это проницательность. Видимо мое удивление отразилось на лице. Малыш ухмыльнулся.
— Вот видишь, я угадал. Это не первый раз, когда из твоей башки вылазят непонятные тараканы. Помнишь того барыгу, который хлебушек пек в церковном здании? Ну, столовая у них там была или еще фиг знает что? — Я кивнул. — Там реальная тема была. Он, блин, товара продавал в месяц на кругленькую сумму, но ты встал за него горой. Он, видите ли, батюшке помог — церковь восстановил. А мы кусок потеряли.
— Может
— Хорошо, что потеряли?
— Да. Есть куски, которыми подавиться можно. Хорошо ли с Богом играть?
— Да где ты Бога у этих попов видел? Сами все жирные, хари лоснятся, половина пидеров, половина педофилов.
— Малыш, ты где об этом прочитал? В «Коммерсанте» или в «Ведомостях»? — Теперь ухмылялся я, — Или на старости лет начал «Московский комсомолец» читать? Это зря! Вышли мы уже из комсомольского возраста, да и лапша на ушах может дорогой гардероб обкапать.
— Толян, хватить борзеть! Мне нужен этот объект. Это будет проба пера. Если пойдет, то рейдерство станет новым направлением нашего бизнеса.
— Понятно. Перед тем, как бить взрослых дядей, решил на детишках потренироваться.
— Я к Вовану пойду. Если он меня поддержит, то ты, либо подчинишься, либо… — На меня смотрели холодные серые глаза. Никогда давний друг не позволял себе разговаривать со мной в таком тоне. Малыш вышел, громко хлопнув дверью. Дела… Через час позвонил Володька.
— Толян, нам бы посовещаться?
— О пионерлагере?
— Ага.
— Зачем? Ты поддерживаешь Малыша?
— Да, обеими руками.
— Понял. И совещаться нечего. Я приму решение, как мне быть, и вам сообщу.
— Толян, давай не по телефону, а? Сядем, водочки накатим…
— Я за рулем! — Трубка с треском упала на телефонный аппарат. — Вот тебе и поворот…
Через пару секунд, словно ругаясь за такое обращение, телефон зазвонил требовательно и резко.
— Да! — Почти крикнул я в трубку.
— Ой, Анатолий Евгеньевич, я, наверное, не вовремя, — звонила главный бухгалтер Тынянская.
— Нет, все в порядке, — я постарался обуздать навалившееся раздражение. — Что у вас?
— Тут договорчик прислали по поводу Котовой.
— Какой Котовой?
— Ну из больницы, сказали вы в курсе. Оплата операции.
— А-а-а-а… Да-да… И что?
— Можно принести вам на подпись?
— А какая там сумма?
— 485 тысяч рублей.
Я лишь присвистнул в ответ. Ни фига себе попал! Робин Гуд, блин! Да пошли они все!
— Положи пока под сукно, я подумаю.
— Хорошо, только муж ее покоя не дает, звонит, спрашивает, очень переживает.
— Так пошли его! — Я в очередной раз испытал прочность заморского аппарата.
Нет, вот люди! У меня что, других дел нет?! Хотя… Я же сам ему обещал. Обещал! Ботан, он и есть ботан.
Задрожал в кармане мобильник, включенный на вибровызов. Так и есть! Теперь он мне звонит! Достал! Я сбросил вызов, приготовившись ответить на повторный звонок отборной матерщиной. Но телефон вздрогнул два раза, сообщив о приеме sms-сообщения.
«Анатолий, что с нашим договором? Поймите меня правильно, я очень переживаю, я могу на вас надеяться?»
— Переживает он! — Я разговаривал вслух сам с собой. — Надежда юношей питает! — Я рассмеялся. Но веселье длилось не долго. Усталость… Какая-то внутренняя истощенность навалилась чугунной плитой. Что я делаю, для чего живу, что у меня в семье? Витя… За что я зол на него? Он ведь несчастный человек. Несчастный? Нет! Он-то как рас счастливый, только горе у него. А я могу помочь. И что для меня эти полмиллиона рублей? Раньше такую сумму я мог проиграть в казино за один вечер. Через пару часов ко мне приедут люди для подписания контракта. Только по одной этой сделке месяца через три я получу раз в десять больше, чем надо Виктору.
Я снял трубку телефона и набрал номер Тынянской.
— Света, оформи платежку по договору на оплату операции Котовой. И принеси мне завтра на подпись вместе с договором.
— Сделаю, Анатолий Евгеньевич.
— Да, и еще, набери его номер.
— Кого?
— Ну Вити! Виктора Котова, и скажи, что все в порядке. Да, и скажи еще, что я сегодня очень занят, а то он мне на мобильный звонит.
— Сделаю, Анатолий Евгеньевич.
Стало немного легче. Но в груди все равно зудело. Этот пионерлагерь, будь он неладен! Мне в этой сделке даже не столько важны деньги, сколько уважение давних друзей-партнеров. Подобные разногласия случались у нас нечасто. А может ну его? Пусть Малыш проворачивает эту сделку, что здесь уж такого криминального?
Странно, но при одной мысли о том, чтобы согласиться на эту сделку, я сразу вспоминал глаза Веры. Бомжиха, кто ты? Что такого особенного было в ее взгляде? Какой-то холодок пробирал до костей. Взгляд. Где-то я уже встречал такой. Точно! Тот поп, хлебный заводик которого я крышевал бесплатно. Как же его звали? Отец Василий.
Поп Василий был очень необычным человеком. Это первый священник, который встретился на моем жизненном пути. Я зашел в храм поставить свечку накануне одной очень важной разборки. Стрелку забили в глухом месте, я все продумал: мы должны были начать стрельбу первыми, так наши шансы многократно повышались. Эта бригада давно стояла у нас на пути, пора было решить вопрос раз и навсегда. Войдя в храм, я ощутил нечто похожее на неуверенность — чувство, почти забытое уверенным в себе «братком» — хозяином человеческих судеб.
— Какая тут свечка самая большая? — Нагло спросил я у бабульки за «ящиком». Служба, видимо, закончилась, мы были в храме вдвоем.
— Вот энта, милок. — Старушка протянула длинную восковую свечу.
— На, держи, сдачи не надо, оставь на храм, — я гордо протянул пятидесятидолларовую купюру.
— Спаси тебя, Господь, Милок, ой спаси Господь!
— Куда поставить-то лучше?
— А чего беспокоит, милок?
— Живым бы остаться сегодня, вот что беспокоит.
— Ой, Господи помилуй, Господи помилуй, — старческие глаза искренне округлились от ужаса. — Иди вон туды, святителю, значить, Николе ставь. — Скрюченный палец указывал на большую икону, висевшую на стене слева от иконостаса.