Бонд, мисс Бонд!
Шрифт:
Вот Андрей Павлович Громов по той же самой шкале тянул у нее на пять с плюсом!
Оля снова замечталась и не заметила, как уснула.
Разбудил ее шум на лестнице. Там кто-то шествовал на заплетающихся ногах, которые топали, шаркали, оступались и выдавали в итоге сложный ритмический узор, дополненный скрипом ступеней и гудением сотрясаемых мощною рукою перил. Потом послышался ругательный возглас, и сразу же – звонкое стокатто покатившейся вниз бутылки.
Оля села и встревоженно прислушалась.
Кто это был?
Переключившись на олигарха без галстука, она так и не прояснила личность чудища!
Шум все приближался – и вдруг затих.
Оля живо вообразила себе лохматого монстра вроде снежного человека йети, наскоро приглаживающего нательный мех перед тем, как вломиться к ней в комнату.
Ду-дух! Дверь содрогнулась от удара. Очевидно, стучаться монстра не учили, он ломился в запертую дверь всей своей тушей, судя по звуку, – большой и крепкой.
– Кто там? – срывающимся голосом спросила Ольга Павловна, прекрасно понимая, что защелка замка не продержится долго.
– Й-я-а-а! – прорычал неистовый йети и снова изобразил некий энергичный и пугающий звук «ду-дух!».
Ольга Павловна прикинула свои шансы выжить после прыжка из окна – маловероятно. Спрятаться под кроватью, в шкафу, в кладовке, в душе, в барабане стиральной машины – тоже не вариант.
«А если?» – кровожадно подсказал внутренний голос.
Яростно кивнув, Ольга Павловна вытряхнула из наволочки подушку, затолкала на ее место все библиотечные книги, закрутила ткань вокруг этой немаленькой по весу стопки и получила увесистый узелок наподобие молота на гибкой ручке.
Таким узелком младой Михайла Ломоносов на пути в стольный град запросто мог бы отбиваться от лихих разбойничков.
«Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!» – где-то в тему припомнил внутренний Олин голос.
– Знания – сила! – решительно возвестила она.
Кряк! – хрустнул дверной замок.
– У-ти, моя птичка! – Ольга Павловна замахнулась и встретила влетевшее в комнату чудище ударом в корпус.
– Твою мать! – взревело чудище.
Ду-дух! грохнула о стену дверь.
Бух! грянул об пол сиротский узелок с могучими знаниями.
– Мья-уа! – взвыл вездесущий невезучий кот.
– Стой, стрелять буду! – в отчаянии выкрикнула Ольга Павловна.
– Еще и стрелять?! – возмутилось чудище и зарифмовало со сказанным популярное русское народное слово, нелестно характеризующее особу женского пола.
Оля глубоко оскорбилось, но тут чудище хлопнуло лапой по стене – и в свете воссиявшей люстры превратилось в красавца.
«По пятибалльной шкале – на три с минусом!» – отступая, машинально оценила Оля.
Это был Громов – помятый, расхристанный, краснолицый и откровенно пьяный. Он потирал рукой ушибленную грудь, кривил рот и щурил глаза, как будто сомневаясь в том, что видит.
Оля ножкой сдвинула в сторону высыпавшиеся из наволочки книжки – это сошло за книксен – и сделала невинное лицо.
– Добрый вечер, Андрей Павлович! Ошиблись дверью?
– Вовсе нет! – Громов широко шагнул вперед и грубо намотал на кулак воротник ее халата: – Кто ты такая, а?! Что за аферу ты задумала?! Да я сотру тебя в порошок!
– Ага, в гипсовый! – Оля с вызовом подняла повыше травмированную руку.
В ипостаси пьяного чудища Громов был ужасен, но она его не боялась – наверное, потому, что не чувствовала за собой никакой вины.
– Твою мать, – повторил Громов и отпустил ее. – Сядьте! Я пришел поговорить, и вам придется рассказать мне все. Все! Вам понятно?
– Все так все, – присев на кровать и расправив полы халата, согласилась Ольга Павловна. – С какого момента начинать? С сотворения мира?
Громов снова выругался.
Ольга Павловна внутренне усмехнулась.
Спокойствие, только спокойствие! Хладнокровная невозмутимость Снежной королевы – это то, что надо, чтобы урезонить распоясавшегося хулигана.
Во всяком случае, с шестиклашками это всегда срабатывает.
– Чего вы хотите? Что вам нужно? Денег? Вы же взяли деньги! Зачем вы ее убили?
– Стоп, стоп! – Оля вскинула руку – не ту, что в гипсе.
Ту, что в гипсе, она выставила перед собой на манер барьера.
Сохранить спокойствие ей не удалось.
– О чем это вы говорите? Какие деньги? Кого убили?! – ввиду серьезности всех этих сумбурных обвинений Громова Ольга Павловна заметно встревожилась.
– Мою сестру.
Громов отвернулся, с силой провел рукой по лицу и бешено пнул мягкий пуфик.
– Вашу сестру?! Какую сестру?!
– Родную! Марину!
Оля нервно сглотнула:
– Андрей Павлович, я не понимаю, о чем вы говорите! Я не знакома с вашей сестрой!
– Врете, – прошипел Громов и неловко, как будто это у него были травмированы руки, полез в карман своего безобразно измятого пиджака.
Попал в него с третьей попытки, вытащил помятую бумажку, швырнул ее Оле в лицо:
– Что, и это вам не знакомо?
Оля наклонилась и подобрала спорхнувшую на пол бумажку.
Половинку тетрадного листа в клеточку.
С примитивным изображением креста на могиле и размашистой подписью Жанны Марковны.
«Красная метка»!
– Откуда это у вас?!
– Из сумочки моей сестры.
– Я ничего не понимаю, – беспомощно повторила Оля.
Громов сверлил ее взглядом.