Бора-Бора
Шрифт:
– А что потом? – Тапу Тетуануи, который завороженно слушая рассказ старого капитана, снедало любопытство.
– Сперва я подумал, что они меня убьют, – спокойно продолжил свой рассказ великий навигатор. – Те люди считают всех чужаков шпионами, за которыми придут воины с соседних островов. Потом, когда я им рассказал о своих приключениях, они стали ко мне иначе относиться.
– Они были любезны?
– Любезны не то слово. Они были любезными, думая, что я закончил путешествие и навсегда останусь с ними. – Он поцокал языком и тряхнул несколько раз головой: старого капитана до сих пор удивляли жители далекого острова. – Думаю, что при одном взгляде на мою разваливающуюся пирогу они решили, что мне
– Очень логичное заключение, – подметила Ваине Типание.
– Для них да, потому что они с годами потеряли любовь к морю, но не для сына великого мореплавателя Бора-Бора, у которого была только одна мечта – вернуться домой. – Он улыбнулся своим воспоминаниям. – Я не стал разубеждать их, принял предложение дочери вождя племени и прожил там несколько месяцев, восстанавливая силы и практически заново учась ходить. Не хочу отрицать, то было прекрасное время… Действительно прекрасное.
– А почему ты не остался? – снова спросила добрая женщина. – Может, ты не любил свою жену?
– Любил, – признался он. – Однако мое сердце принадлежало Бора-Бора. Рапа Нуи – остров негостеприимный, продуваемый всеми ветрами. А народ там живет в страхе, потому что у них нет мира даже между собой. Каждый клан пытается устанавливать свои законы. Все охвачены ненавистью и злобой, а мой отец меня учил: ненависть в сердце – то же самое, что клопы в постели, тебе никогда не удается спокойно заснуть. Поэтому в один из вечеров я поклялся своей жене, что никому и никогда не выдам расположения их острова, и уехал.
– Но как?
– На своей пироге.
– Но ведь она была разбита!..
– Да, была, но я раздобыл смолы и свил канаты из волокон растения, которое они называют хуа-хуа. Первые дни я дрейфовал, законопачивая самые большие щели. Потом, когда убедился, что меня никто не ищет, я вернулся и спрятался на одном из островков, возвышавшемся на юго-востоке от Рапа Нуи. Там я провел месяц, заканчивая ремонт и запасаясь яйцами. Когда все было готово, я снова вышел в море и четыре месяца спустя высадился на Бора-Бора.
– Я очень хорошо помню день твоего возвращения, – тихо сказал человек-память, – и хорошо помню песню, которую пели в твою честь.
– Да полноте! – запротестовал Мити Матаи, разгадав его намерения. – Это выглядело слишком глупо! Не собираешься ли ты снова ее запеть?
– Почему бы и нет? – последовал ответ. – Тебе она не нравится, а вот мне нравилась всегда.
С лица толстяка исчезла вечная улыбочка, делавшая его похожим на кролика. Он покашлял, прочищая горло, и протяжным голосом запел:
– Герой возвратился! – кричит народ. – Возвратился самый любимый сын Бора-Бора. – Герой возвратился! – кричит народ. – Тот, кто победил ветер и победил море. Умом награжден самим богом Тане, А силу дал ему Таароа, Мужество же взял он от бога Оро. Смотрите, прибыл божий избранник! Великий моряк, сын моряка! – Герой– А мне она по-прежнему кажется глупой и в день, когда ты ее сочинил, тебе нужно было отрезать язык. – строго подвел итог капитан «Марара», встал на ноги и, хлопнув в ладони, привлек внимание окружающих. – А теперь настало время браться за весла.
Они гребли всю ночь.
И на следующую тоже.
И на третий день снова гребли.
И на девяностый.
Гребли до потери сознания, не замечая времени, взмах за взмахом – все дальше и дальше углублялись они в бескрайний и пустынный, незнакомый, самый глубокий на свете океан, наводящий страх даже на людей, родившихся с любовью в сердце к нему.
Время от времени, когда опускались плотные туманы или из туч начинал лить дождь, не долетающий до поверхности воды, Мити Матаи просил своих людей сохранять спокойствие и, взобравшись на переднюю мачту, долгими часами просиживал там, пристально наблюдая за водой, как бы пытаясь прочесть некое тайное послание.
– Зачем ты это делаешь? – спросил его Тапу Тетуануи, продолжавший пристально наблюдать за учителем.
– В такие темные ночи, – отвечал тот, – особенно когда идет дождь, иногда под водой можно увидеть медленно движущийся луч света. Это глубоководные волны, которые наталкиваются на риф и, откатившись от него, вызывают фосфоресцирующее свечение. Если мы обнаружим такой луч, нам будет достаточно последовать в противоположном направлении, чтобы добраться до земли.
– Мы что, заблудились?
– Больше, чем ты можешь себе представить, – согласился великий навигатор. – Если дела пойдут так и дальше, я вынужден буду бросить в воду поросенка, хотя такой способ мне не по душе.
Действительно, в прежние времена полинезийские моряки, если им случалось потеряться в океане, бросали в воду поросенка. Неизвестно почему, но животное в этом случае никогда не пыталось вернуться на корабль. Пометавшись в воде некоторое время, оно начинало плыть в том направлении, где была земля, пусть она и находилась на расстоянии тысяч миль.
Благодаря этому, ничем не объяснимому, удивительному чутью свиней, их умению ориентироваться в открытом океане, капитаны могли выбрать правильный курс, однако в большинстве случаев прежде, чем поросенок успевал решить, куда ему следует плыть, его пожирали крутившиеся поблизости акулы или прожорливые барракуды. Бедное животное становилось аппетитным завтраком для морских хищников прежде, чем успевало принести пользу людям.
Однако хороший мореплаватель не так часто прибегает к подобным уловкам, так как обычно в южной части Тихого океана, которая чужеземным морякам могла бы показаться бескрайней водной пустыней, полинезийцы достаточно легко ориентировались.