Борьба без проигравших
Шрифт:
Элизабет вздохнула.
— Если я и несу ответственность, — сказала она, глядя на кирпич, лежавший у нее на коленях, — то только потому, что отказывалась спать с ним. Для него это было очень важно, он считал меня чуть ли не образцом женской чистоты, как мне кажется. Как бы то ни было, но это только усилило его навязчивую идею.
— И ты думаешь, я поверю, что вы никогда…
— Я еще девушка, Калеб.
Приступ хохота овладел им прежде, чем он сумел подавить его. Элизабет посмотрела на него с выражением безграничного терпения. Закутанная в это старое одеяло, она казалась такой маленькой
— Лиззи… — Калеб поперхнулся и прижал руку к груди. — Прости меня, Господи, я стараюсь понять, но ты выбила меня из колеи, детка. Сколько же тебе лет? Двадцать три? Двадцать четыре?
— Двадцать пять.
— Даже если я поверю тебе, что ты хранила свое сокровище четверть века, все же ты три недели провела в «Авалоне».
— Этим там не занимаются.
— Однако ваш Великий Величественный Высохший Пуба — тот еще тип. Он постоянно охотится за лакомыми кусочками вроде тебя. И, как я понимаю, получает все, что хочет. Так что давай рассказывай. Не все же время ты чистила туалеты?
— Нет, я старалась найти…
Он поднял руку.
— Не болтай чепухи. Я скорее стану слушать о необыкновенных способностях Лу. Но если у тебя нет желания поделиться впечатлениями… — Он указал на дом. — А теперь давай, подними свою вертлявую попку и шагом марш домой. Ты там перевернула все вверх дном, и начнешь прибираться прямо сейчас.
— Нет.
Калеб искоса взглянул на кирпич.
— Да. Ты подберешь все до последней крошки, подметешь и выскребешь полы.
В то время как одна половина его души призывала проявить твердость, другая половина находилась под впечатлением отчаянного бунта Элизабет, который был результатом бессильного гнева, копившегося целую неделю. Не мешает показать, что он уважает ее достоинство.
— А я тебе помогу.
Элизабет бросила на него острый взгляд, как бы чуя подвох.
— Считай это платой за то, что ты не выцарапала мне глаза.
— Даже если ты этого заслуживаешь?
— Даже если я этого заслуживаю.
— Ладно, лови.
Она швырнула кирпич, и Калеб едва увернуться.
— А это — для твоей комнаты ужасов, — сказала она, стаскивая с себя одеяло.
— Для чего? — рассеянно спросил Калеб. был поглощен созерцанием ее обтянутых джинсами ягодиц, пока она спускалась с лестницы. На середине Элизабет бросила на него через плечо под зрительный взгляд, и Калеб быстро нагнулся, чтобы подобрать кирпич.
— Ну… для твоей комнаты ужасов, — сказ Элизабет, спустившись на землю. — Для запертой комнаты, где ты хранишь все опасные предметы. Стаканы, пресс-папье, ложки для грейпфрутов. — Она сделала вид, что вздрогнула. — Страшно подумать, что только можно натворить, получив доступ к подобным вещам.
Калеб повел ее к дому.
— Ты будешь подметать, а я подержу совок.
Перед рассветом Элизабет разбудил оглушительный раскат грома. Она лежала, прислушиваясь к шуму дождя и близким раскатам, и думала о том, что придется встать и начать новый день. Она поднялась с постели, надела старое розовое бархатное платье и спустилась вниз, чтобы приготовить кофе.
Прошло уже четыре дня после того, как она нашла свой сигнал бедствия в кармане у Калеба и оставила всякую надежду на спасение. С тех пор ее отношения
Этот мужчина сумел пробудить в ней нечто, дремавшее в глубине души, нечто изначальное, первобытное, и ей казалось, что она уже никогда не станет прежней. Когда Калеб освободит ее, и она вернется к своей нормальной жизни, в ней будет жить вечная тоска.
Она знала, что никогда не встретит мужчину, который сможет утолить эту тоску.
Когда Элизабет проходила через солнечную комнату, вспышка молнии ярко осветила помещение через огромное окно-фонарь.
Калеб стоял спиной к ней и глядел в окно, скрестив руки на груди.
Много раз Элизабет пыталась представить себе его тело, скрытое широким свитером. Теперь она Должна была признаться, что у нее не хватало воображения. На Калебе были только серые спортивные брюки. Вспышки молнии высвечивали его бронзовый торс, который был даже более мощным, более мужественным, чем она себе представляла.
— Ты так и будешь стоять там? — спросил Калеб, не оборачиваясь.
Элизабет поморщилась. Это было нечестно. Если бы он захотел, он мог бы прокрасться мимо нее облаченный в рыцарские доспехи. А она босиком не может проскользнуть мимо него незаметно. Она прошла в глубь комнаты и встала рядом у окна.
— Прямо буря, — промолвила она.
— Угу. — Калеб слишком сосредоточенно смотрел в окно.
Может, она пришла некстати? Но он сам попросил ее войти. Элизабет посмотрела на него и удивилась напряженному выражению его лица. Над верхней губой у него блестели бисеринки пота. Теперь, стоя рядом, она почувствовала, как напряжено все его тело.
— Что-то случилось? — спросила она, и не пела произнести эти слова, как пророкотал очередной раскат грома.
Калеб вздрогнул, хотя ей показалось, что он тается скрыть это. Ее разум не хотел признать то, подсказывало чутье: Калеб боится грозы.
Нет, этого не может быть! Десантник, который боится грозы?!
И вдруг дом потряс оглушительный раскат грома, а в это время в окне сверкнула молния. Сов близко! Калеб на мгновение зажмурился, словно против воли. Элизабет видела, как он судорожно сглотнул.
— Калеб, неужели ты боишь… — Она прикусила губу. У Рэмбо нельзя спрашивать о таких вещах.
Калеб взглянул на нее, и она отвела глаза сторону. Она услышала тяжелый вздох.
— Сколько себя помню, у меня всегда была эта дурацкая фобия.