Борьба за Дарданеллы. Решающее сражение между Турцией и Антантой
Шрифт:
Таковы были молодые люди, которые в августе 1914 года выставляли Турцию на аукцион, а им противостояли – возможно, точнее будет сказать, их поощряли – профессиональные западные дипломаты, предлагавшие цены. В отличие от младотурок, люди из иностранных посольств в Константинополе были вовсе не новичками. Там все было четко определено и расписано. По внешнему виду можно было узнать посла, драгомана (политического советника), военного атташе, главу архива и толпу секретарей точно так же, как известно, что это за шахматная фигура и какие ходы она может сделать. Все было в порядке, и различные нации можно было так же легко отличить, как красное от черного.
И все же по крайней мере в одном отношении посол 1914 года отличался от своего коллеги сегодняшнего дня:
«Сэр Луи Маллет, британский посол, – говорит Моргентау, – был высоконравственным и воспитанным английским джентльменом. Бомпар, французский посол, был также приятным благородным французом, и оба отстранялись от участия в смертельных интригах, из которых состояла тогдашняя турецкая политика. Российский посол Гирс был гордым и презрительным дипломатом старого режима… Было очевидно, что эти три посла Антанты не считали режим Талаата и Энвера долговечным или особо стоящим их внимания».
В лагере союзников был еще один, весьма влиятельный человек. Это был драгоман британского посольства Фицморис. Т. И. Лоуренс встречал Фицмориса в Константинополе перед войной и написал о нем следующее:
«Послами были Лоутер (полнейшая никчемность) и Луи Маллет, который был весьма приятен и посылал правильные предупреждения о развитии обстановки. Во многом наша безрезультатность, считаю, была виной политического советника Фицмориса – проницательной личности и человека невероятной энергии. Полжизни Фицморис прожил в Турции и был официальным посредником между посольством и местными властями. Он знал все, и его боялись во всех уголках Турции. К несчастью, он был неистовым римским католиком и яро ненавидел масонов и евреев. Движение младотурок наполовину состояло из скрытых евреев и на девяносто пять процентов из масонов. Посему он рассматривал его как дьявольское и использовал все влияние Англии для поддержки непопулярного султана и его дворцовой клики. Фицморис был на самом деле неистовым… а его предрассудки полностью лишили его способности здраво мыслить. Однако его престиж был высок, и наши послы и персонал МИД склонялись перед ним, как кегли. Благодаря ему мы отвергали любой дружеский шаг со стороны младотурок».
С бароном фон Вангенхаймом, германским послом, все было совсем по-другому. После двух мировых войн трудновато сфокусировать качества этого могучего человека, потому что он стал прототипом маленькой группы юнкеров, которые к нынешнему времени почти исчезли. Это был громадный человек, под два метра ростом, с круглой головой и пронзительными наглыми глазами, а вера его в кайзера была абсолютной. Он не был пруссаком, но его характер и поведение были почти карикатурой того, как иностранцы представляют прусского
Вангенхайма высоко ценили на Вильгельмштрассе. Не раз он останавливался на вилле у кайзера на Корфу и имел определенные полномочия говорить от имени Германии. А сейчас его задачей было льстить, превозносить и очаровывать младотурок, чтобы на политическом горизонте им не виделось ничто, кроме огромной технической мощи германской армии. Скорее всего, Вангенхайм выдвигал следующие аргументы: Россия с незапамятных времен является врагом Турции, а поскольку Россия – союзник Британии и Франции, то нечего и говорить о переходе на ту сторону баррикад. Более того, Германия намерена победить в войне. Британия может владеть морями, но битва будет идти на суше, а если в России произойдет революция, вполне возможная вещь, то Франция в одиночку никогда не устоит под сконцентрированным ударом вермахта. Единственная надежда Турции на возврат ее потерянных провинций – отвоевание Египта и Кипра у Англии, Салоник и Крита у Греции, Триполи у итальянцев, подавление Болгарии и отпор Сербии – состояла в союзе с Германией именно сейчас, когда Германия собиралась показать свою мощь.
Козырной картой Вангенхайма была Германская военная миссия. Летом 1913 года младотурки запросили такую миссию, и к началу 1914 года она прибыла в ошеломляющем количестве. Германские офицеры, техники и инструкторы вначале появлялись десятками, а затем сотнями. Они взяли под контроль завод боеприпасов в Константинополе, они управляли береговой артиллерией вдоль Босфора и Дарданелл, и они перестроили тактику и методику обучения пехоты. К августу 1914 года миссия уже смогла продемонстрировать образец своей продукции: полк турецких солдат в новой униформе и с новыми винтовками прошел гусиным шагом по парадному плацу перед восхищенной группой лиц султанского двора, кабинетом младотурок и теми послами, которые не сочли зазорным здесь присутствовать.
Лиман фон Сандерс, глава миссии и автор этих резких перемен, оказался очень удачным выбором, сделанным Германией. Это был спокойный, уравновешенный человек, внушающий авторитет образованного воина, в котором укоренилась привычка командовать. Армия была его жизнью, все остальное за ее пределами для него не существовало. Не отвлекаясь на политику, он полностью сосредоточился на вопросах тактики и стратегии. Возможно, он не был блестящей личностью, но его нелегко было вывести из равновесия, а благодаря своей великолепной подготовке, он не часто совершал ошибки. Стоило лишь увидеть его за работой, чтобы понять, почему младотурки были совершенно убеждены, что если начнется война между Германией и Австро-Венгрией, с одной стороны, и Британией, Францией и Россией – с другой, то проиграет не Германия.
Энвера явно не требовалось долго убеждать. Еще будучи военным атташе в Берлине, он оказался под сильным влиянием германского Генерального штаба, а во внушающей благоговение точности прусской военной машины и беспринципной realpolitik германских лидеров было как раз то, что удовлетворило его нужду в вере и направлении действий. Он хорошо говорил по-немецки, и, похоже, даже однообразные манеры этой страны захватили его. К тому времени он отрастил тонкие черные прусские усы с загнутыми кверху кончиками, и ему нравилась педантичная атмосфера холодной ярости на парадном плацу. Он был настроен, как сам говорил, на германизацию армии, другого пути не было.
У Талаата не было такой уверенности. Он понимал, что возрожденная турецкая армия дает им сильный козырь как против немцев, так и против Антанты, но, прежде чем лично ввязаться в дело, он предпочитал немного подождать. Он колебался, а пока он колебался, Энвер его подталкивал. Наконец в странном состоянии апатии и полустраха, которое, похоже, овладевало им во время всех его совместных дел с Энвером, он покорился. Между ними было заключено секретное соглашение, что если они вообще вступят в войну, то будут воевать на стороне Германии.