Борьба за жизнь
Шрифт:
Довольный Дени вернулся в комнату к друзьям.
В восторге, что вечер так славно начался, художник превзошел самого себя: на шутку отвечал каламбуром [17] , на тост — острым словом и хорошим глотком вина, ел от души, без устали наполнял стаканы, обнимал Мели, а иногда и соседок, в общем, наверстывал упущенное.
Сначала Мели не переставала хмурить брови, но потом, видя к себе такое внимание, заулыбалась и пришла в доброе расположение духа. Возможно, у нее в голове бродили мысли, как с помощью ребенка утвердиться
17
Каламбур — игра слов, основанная на их звуковом сходстве при различном смысле.
Разгоряченные вином гости принялись петь, причем каждый стремился навязать компании что-то свое.
Надо сказать, у Мели был чудесный голос, редкого тембра [18] , чуть вибрирующий, большого диапазона [19] и совершенно чарующий. Она нигде не училась и пела без всяких правил, как птица, заставляя благодарных слушателей то смеяться, то плакать.
Дени уже дважды покидал общество, чтобы пойти взглянуть на спящего ребенка. Возвращаясь, он произносил одну и ту же фразу:
18
Тембр — звуковая окраска, характерная для каждого голоса или инструмента.
19
Диапазон — звуковой объем голоса или музыкального инструмента.
— Милый малыш спит, как маленький святой Жан.
Это умиленное внимание, которое художник так явно оказывал мальчику, раздражало Мели. Она снова нахмурилась, а ее прекрасные темные глаза метали молнии.
Дени в третий раз на цыпочках отправился в спальню и вышел сияющий. Про себя Мели уже решилась было на уловки, чтобы только проникнуть в дом Дени в качестве матери или няньки ребенка. Но ее тиранический характер взял верх над разумом. К тому же она многовато выпила. Поэтому, когда художник в четвертый раз направился в спальню, молодая женщина взорвалась. Любовник имел наглость выходить во время ее пения!.. Неслыханно!
Мели прервала очередную руладу [20] и закричала громко и грубо, с вульгарными интонациями:
— Эй, ты! Долго будешь надоедать нам со своим заморышем? Сыты по горло, подумаешь, принц крови!
Обычно художник с совершенным хладнокровием переносил грубые выходки своей любовницы. Он лишь посмеивался и одной шуткой, каким-нибудь острым словцом умел ее образумить.
Но на этот раз все обернулось иначе. Дени покраснел, потом побледнел и, тяжело положив руку на плечо женщины, раздельно произнес:
20
Рулада — в пении — быстрое развитие или повторение одного какого-либо мотива.
— Обо мне можешь говорить что хочешь, но не смей трогать малыша.
— Ты мне не указ, что хочу, то и делаю, — буркнула Мели.
— Знаешь ведь, голубушка, этот тон со мной не пройдет. — Голос художника стал жестким.
Вмешались окружающие, уговаривая не ссориться, и, как всегда в таких случаях, только подлили масла в огонь. Мели не захотела уступить на глазах у всех и ответила, не сдерживая гнева:
— Говорю как хочу, и на тебя мне наплевать. Грубишь из-за какого-то недоноска, просто отвратительно!
— Довольно, Мели, — сквозь зубы процедил Дени.
— Иди, целуйся с ним, со своим заморышем! Из-за этого мокрого щенка ты растерял остатки ума, а его и так было кот наплакал…
Дени, белый как полотно, молча открыл дверь, крепко взял Мели за запястья и легко поднял с места. В тисках его крепких рук девушка не могла даже пошевелиться. Художник выволок ее на лестничную площадку и подтолкнул в спину.
— Если вернешься, — прошипел он угрожающе, — выкину в окно.
Затем закрыл дверь и широко улыбнулся компании:
— А теперь повеселимся!
Смех и шутки вспыхнули снова, как ни в чем не бывало.
Празднество длилось до рассвета, и первые солнечные лучи застали художника изрядно навеселе. Но разума он не потерял.
Сотрапезники мало-помалу разошлись. Оставшись один, Дени подозвал служащего и велел ему нанять экипаж, обязательно с обогревом. Затем, чуть пошатываясь, но улыбаясь во весь рот, пошел в комнату, где спал маленький Поль.
Ребенок уже проснулся и оглядывал незнакомое помещение, прижимая к себе полишинеля.
Дени наклонился над малышом и поцеловал его.
— Ну как, папина радость, ты хорошо поспал? — спросил он с добрым смехом.
Поль хотел ответить радостной улыбкой, но боль пронзила маленькое сердечко, и с губ сорвалось отчаянное: «Мама!»
Растроганный мужчина раскрыл ребенку объятия со словами:
— Твоя мама — это я, малыш!
ГЛАВА 5
КОРАБЕЛЬНЫЙ ДОКТОР
Репортажи о спасении ребенка появились во всех газетах на следующий же день. Благодаря этому личность вдовы Бернар была установлена, а сирота узаконен в своих правах.
Комиссар полиции вызвал Дени, поздравил, как он того заслуживал своим героическим поступком, и поинтересовался планами касательно ребенка.
— Собираюсь усыновить, — просто ответил художник.
— По букве закона вы не можете этого сделать, — вздохнул комиссар.
— Почему? Ведь у него нет ни родителей, ни родных, ни средств к существованию.
Выяснилось, что для законного усыновления необходимо, чтобы усыновителю было не меньше пятидесяти лет, в то время как Дени минуло только 36. Кроме того, требовалось, чтобы помощь ребенку этим лицом оказывалась уже в течение шести лет.
— Но я начал только вчера! — воскликнул Дени. — В любом случае закон не может мне запретить заботиться о мальчике, воспитывать и удовлетворять все его нужды, как если бы малыш был моим собственным сыном.
— Конечно нет, — согласился комиссар. — Напротив, общество высоко оценит ваше бескорыстие и благородство.