Борджиа
Шрифт:
– Синьор, – дрожащим голосом вскрикнула женщина, – кто бы вы ни были, помогите мне!
– Синьора, – пылко ответил путник, – я в вашем распоряжении, если только вы окажете мне честь и скажете, чем я могу быть полезен…
– Спасите меня от этого человека!..
И она пальцем указала на монаха, тоже остановившегося и презрительно пожавшего плечами.
– Церковник! – вырвалось у француза.
– Демон… Умоляю вас, сделайте так, чтобы я могла продолжит путь в одиночестве.
– Ола! Сударь, вы слышали?..
Человек в черном даже не удостоил взглядом говорившего и обратился к молодой женщине:
– Вы горько
– Молчи, монах! – крикнул молодой всадник. – Молчи или, клянусь Небом, ты познакомишься вот с этой шпагой!
– Вы смеете угрожать служителю Церкви? – с ядовитой усмешкой спросил монах.
– А вы позволяете себе угрожать женщине! Назад! Поворачивайте поводья или вы уже никогда не сможете угрожать кому бы то ни было.
В то же самое время француз выхватил свою шпагу и двинулся на монаха. Тот одарил молодого всадника взглядом, исполненным бешенства, потом развернулся и ускакал галопом в направлении Рима. С минуту можно было различить его развевающийся по ветру черный плащ, похожий на крылья птицы, приносящей несчастье. Потом он скрылся из виду.
И тогда молодой всадник обернулся к даме в белом. Он замер в восхищении. Перед ним оказалась юная девушка, лет восемнадцати, с волосами пепельно-белесоватого цвета, гармонично обрамлявшими лицо, на котором сверкали большие черные глаза. Некая возвышенная грация исходила ото всей ее фигуры.
В этот момент лицо ее покраснело от гнева, что делало его в тысячу раз привлекательнее. Девушка также следила за исчезающим, словно ночная птица, монахом.
– Я в долгу пред вами, – сказала чистым, певучим голосом незнакомка, – Примите мою признательность, синьор.
– Шевалье де Рагастен, – ответил всадник с глубоким поклоном.
– Ах, так вы француз!
– Парижанин, мадам …
– Ладно… синьор шевалье де Рагастен. Тысячу раз благодарю за это чрезвычайное одолжение.
– Ну, что вы, сеньора. Это же пустяк. Я был бы счастлив обнажить шпагу против по-настоящему серьезного противника, защищая честь дамы… Но могу ли я узнать, почему этот монах…
– О! Все очень просто, синьор, – прервала его девушка, не перестававшая вздрагивать. – Я поступила неосторожно, удалившись в одиночку дальше, чем следовало… И вдруг этот человек появился совсем рядом… Он угрожал мне… Я попыталась бежать… Он меня преследовал.
Было видно, что девушка не говорит всей правды.
– И вы его не знали? – спросил молодой человек. Она колебалась с ответом, потом решилась:
– К несчастью… знала! Он – гнусное орудие могущественного и злого человека. О, синьор, вы бы сказали, что он – соперник посерьезнее… Монах же, напротив, для вас – противник сомнительный, по крайней мере – пока… Если вы с ним встретитесь, бегите… Если судьба столкнет вас с ним, ничего не принимайте от него… Опасайтесь стакана воды, который он вам предложит, фрукта, половину которого он съест перед вами, оружия, принять которое он попросит… Особенно же бойтесь, чтобы он не приказал схватить вас и упрятать в какой-нибудь забытой норе замка Святого Ангела… Монаха, которого вы только что видели, зовут дон Гарконио…
– Синьора, – заговорил шевалье де Рагастен, – позвольте поблагодарить вас за беспокойство, с каким вы относитесь к моему будущему… Но я ничего не боюсь, – добавил он, принимая независимый вид.
– Я попрошу вас еще об одной услуге…
– Говорите, синьора!
– Не пытайтесь подсмотреть, в какую сторону я уеду… не пытайтесь узнать, кто я…
– Как, мадам!.. У меня не будет никакого воспоминания об этой встрече, посланной мне в награду… И я даже не узнаю, с каким именем мне соединить это прекрасное лицо, которое с этой минуты будет непрестанно являться мне в грезах?..
Голос шевалье звучал восторженно и нежно. Девушка посмотрела на него с неподдельным интересом. Улыбка заиграла на ее губах.
– Не могу вам назвать свое имя, – сказала она. – Слишком серьезные обстоятельства вынуждают меня держать его в секрете. Но я скажу вам прозвище, какое дали мне те, кто знает меня.
– Что же это за прозвище? – спросил француз.
– Порой… меня называют… Примавера!..
И, махнув рукой, дама в белом галопом ускакала в направлении Флоренции.
Шевалье остался на месте, оглушенный и ослепленный этим ярким мимолетным видением. Взгляд его по-прежнему был прикован к белому платью, исчезавшему в облачке пыли. Он видел, как всадница резко свернула вправо и исчезла среди холмов. Долго он стоял все на том же месте… Наконец он тяжело вздохнул.
– Примавера! – повторил он. – Какое прекрасное имя! Примавера… весна! [3] Она и в самом деле прекрасна, словно цветущая весна… Но что мне мечтать о ней! Она, конечно, забудет меня уже через час… Да и на что другое могу надеяться я, бедный искатель приключений?
Вот с такими меланхолическими мыслями шевалье де Рагастен продолжил свой путь в Рим.
II. Рагастен
Блестящий эскорт молодых дворян, сопровождавших Чезаре Борджию, уже около двух часов двигался по Флорентийской дороге. Папский отпрыск лихорадочно оглядывал окрестности. Время от времени с его губ срывались ругательства.
3
Примавера (ит. Primavera) – весна; но так называют и первые весенние цветы – примулы. В поэтическом языке является синонимом слова «юность». Имя Примавера, в частности, носила старшая сестра Макиавелли, одного из героев книги.
– Наконец-то! – вдруг вскрикнул он.
И остановился перед всадником, подскакавшим к нему.
– Дон Гарконио!.. Какие новости? – порывисто спросил Чезаре.
– И хорошие, и плохие.
– Что он хочет сказать? О, Мадонна! Объясни!
– Терпение, монсиньор! Мой друг Макиавелли убеждал меня еще вчера, – что терпение необходимо считать самой ценной добродетелью принца.
– Шут! Смотри, как бы мой хлыст…
– Ну, хорошо… я видел девушку.
Борджиа побледнел.
– Ты ее видел!.. – с дрожью вымолвил он наконец.
– Я говорил с ней…
– Гарконио!.. Я добьюсь, чтобы отец отдал тебе право на доходы бенедектинского монастыря Святой Марии.
– Монсиньор, вы очень щедры.
– Но ведь не я же буду платить! – пробурчал Чезаре в усы… – Ну, заканчивай!.. Итак… ты с ней говорил?.. И что же она сказала?..
– Вот теперь новости становятся плохими…
– Она отказала!..
– Она ускользнула… Но давайте я расскажу с самого начала.
– Ты узнал ее настоящее имя?
– Не успел, потому что пока ее не удалось приручить.