Борис Слуцкий: воспоминания современников
Шрифт:
Слуцкий стоит в почетном карауле. По выходе: «Уйдешь?» — «Уйду». Но не ушел и простоял всю панихиду.
Ввели старую Лидию Яковлевну [мать Наровчатова. — П. Г.]. Слуцкий представился ей: «Я Слуцкий. Пришел разделить ваше горе».
29 сентября. Очень плох Слуцкий.
1982 год.
7 мая Звонил Слуцкому в Тулу, поздравлял с днем рождения.
— Как ты себя чувствуешь?
— Плохо.
— Прочитал твою детгизовскую книгу. Это лучшая твоя книга.
— Прислать тебе «Залив»?
— Нет. Я ничего не читаю.
1983 год.
8 ноября. Звонил Слуцкому в Тулу. Голос его довольно
Разговор скоро исчерпался.
1984 год.
7 мая. Звонил Слуцкому. Он мертв.
1986 год.
20 марта. 23 февраля утром скончался Борис Слуцкий. Одна из самых больших потерь.
1989 год.
15 октября. Обдумывал воспоминания о Слуцком.
10 ноября. Выступал на вечере памяти Слуцкого.
7 декабря. Пишу о Слуцком.
* * *
25 декабря 1981 года. Слуцкий свое восхождение воспевает как социальную норму. В этом он учитель Евтушенко. Но у него есть совесть.
9 марта 1986 года. Разница между мной и Слуцким в том, что он принадлежит к легендам, а я к мифам.
26 апреля 1987 года. Чтобы написать поэму, вовсе не нужен сюжет. Сюжеты подворачиваются сами. Нужно объемное состояние чувства. Нужно «поэмное сознание».
71
Здесь и далее: Из «Общего дневника».
У Слуцкого его никогда не было.
* * *
5.6.64. Твой друг Слуцкий недавно вернулся из Коктебеля, куда уехал внезапно, повергнув всех в изумление и даже некоторый страх. Вообще в страхе он держит всю литературную Москву, включая даже такого отважного человека, как Илья Григорьевич. Опасаемся, что он скоро начнет пугать и вышестоящие инстанции. Что тогда будет с нами — не знаю. Меня он вряд ли пощадит.
С. 178.
72
Здесь и далее: Из переписки с Петром Гореликом. («Нева», 1998, № 9).
12.6.67. Видел дважды Бориса. Он очень встревожен болезнью Тани. Очень их жалко.
С. 179.
21.2.77. Получил твое печальное письмо о похоронах [хоронили Таню — жену Бориса Слуцкого. — П. Г.]. Жалко, страшно жалко Бориса. Все эти дни пытаюсь написать ему письмо, но так отвык от разговора с ним, что все боюсь — не наткнусь ли на что-нибудь болезненное и неприятное ему. А пустое письмо писать не хочется. И едва ли оно ему нужно…
Мы, конечно, не представляем себе, каковы были реальные отношения между Борисом и Таней. Но думаю, что для него она огромное переживание. Он натура глубокая, глубинная, и такое не может не оказать сильного влияния на всю его последующую жизнь. Смягчится ли он, захочет ли дружбы? Или, наоборот, замкнется, станет еще (неразб.) и замкнутее. Кто знает!
С. 183.
15.10.77. …Всегда свербит мысль о Борисе. Конечно, хорошо бы было, если бы все трое [Д. С. имеет ввиду, кроме меня, Исаака Крамова. — П. Г.] собрались около него, но кажется, сейчас это невозможно, хотя бы для тебя…
С. 185.
8.7.78. Еще одно приятное в твоем письме — сообщение, что Борису получше. То же пишет и Изя. Пришли мне телефон больницы, отсюда же можно позвонить.
С. 187.
16.9.79. Был у Бориса. Он физически выглядит очень плохо — стар, слаб… Но впервые услышал от него планы на будущее. Тогда его должны были выписывать через две недели — то есть сейчас. Он собирался поехать к Фиме, но предварительно хотел что-то сделать в Москве. Это меня скорее испугало, чем обрадовало. Меня он встретил очень приветливо. Мы часа полтора с ним гуляли. Два месяца у него никто не был. Мне кажется, что об этом он говорит с горечью. Его идея, что он не хочет никого видеть, видимо, в значительной мере самозащитная. Близких людей он видеть хочет…
С. 188.
20.2.1980. Два дня как мы из Москвы… Бориса я не повидал. Дважды убеждал его по телефону встретиться, но он решительно отказывался и, кажется, мало кого или вовсе никого не видит. Как с ним будет, долго ли пробудет с ним Фима — ничего не знаю. Борис как-то твердо (как всегда у него) настаивает на своем сумасшествии, как будто принял решение быть сумасшедшим. Часть ли это болезни или часть Бориса — не могу решить….
С. 189.
25.6.1980. Несколько дней назад получил подробное письмо от Шуры Шапиро [друг Д. С., поэт, врач. — П. Г.] с описанием встреч со Слуцким. Грустная, безнадежная картина. Как-то постоянно отгоняю от себя мысли о Борисе, понимая, что здесь ничего не поделаешь. В письме Шуры очень точно передан Борис со всеми прежними свойствами, но деформированный и уже, конечно, не он. Плакать хочется от жалости и бессилия.
С. 190.
25.8.1981. Недавно получил очень тревожное письмо от Шуры Шапиро о Борисе. Тот позвонил ему и потребовал, чтобы Шура помог ему в самоубийстве. Правда, вскоре позвонил снова и сказал, что дело отменяется. Шура в панике написал мне, и я посоветовал сообщить об этом врачу и Фиме. Впрочем, он сам догадался по телефону, что для врача это было неожиданностью и он сильно встревожился. Велел Шуре отговаривать и тянуть, если просьба будет повторена.
Мне кажется, что это не категорическое решение. Зачем тогда было бы ввязывать в это Шуру. Видимо, ему нужен человек, с которым он мог бы прокручивать этот сюжет. И надо сказать, что лучшего чем Шура он не нашел бы.
С. 191.
Пеца недавно звонил, говорил, что тебе получше. Надеюсь, что ты уже не в больнице.
Знаю, как ты не любишь всякого рода выражения чувств, поэтому опускаю эту часть письма. Могу сказать только, что всегда помню о тебе, люблю тебя.
Мы уже таки давно не разговаривали толком и так разделили свою душевную жизнь, что трудно писать о чем-нибудь существенном. Не знаешь, с чего начать. А может быть, к чему-то и надо вернуться, потому что во мне всегда жило печальное чувство нашей разлуки. Возвращение может быть началом чего-то нового, которое окажется нужным нам обоим.
Мы с тобой всегда внутренне спорили. А теперь спорить поздно. Надо ценить то, что осталось, когда столько уже утрачено.
Я сейчас продумываю и стараюсь описать свою жизнь. Многое нуждается в переоценке.
В сущности, самым важным оказывается твердость в проведении жизненной линии, в познании закона своей жизни. В этом ты по-своему был силен. И, надеюсь, что и в дальнейшем будешь вести свою линию, которая для многих — пример и нравственная опора. Хотелось бы, конечно, не сейчас и, может быть, не скоро, побыть с тобой вдвоем.
Будь здоров. Обнимаю тебя. Твой Дезик. (Пярну, май, 1977).