Бородинское поле
Шрифт:
самолет, на котором летели Наташа с Дэном. Теперь эта
страшная догадка ширилась, надвигалась густой, студенистой
массой, овладевая всем ее существом, обволакивала ее
тревогой и страхом. До утра Нина Сергеевна уже не могла
уснуть. Проснувшемуся мужу сказала:
– Оскар, я видела кошмарные сны.
– Не смотри перед сном телевизор, - равнодушно
отозвался Оскар.
– Нет, это что-то другое. Что-то должно случиться или уже
случилось.
Оскар. - Она осеклась, не желая высказать своего
предположения о самолете, на котором летят Флеминги.
– Я думаю, что тебе надо посоветоваться с психиатром
или невропатологом. У тебя нервы не в порядке.
Оскар, как всегда, учтив и предупредителен, но Нина
Сергеевна понимает: эти манеры у него отработаны, как
условный рефлекс, - за ними скрывается полнейшее
безразличие. Ответы мужа не рассеяли ее предположений, не
отогнали недобрых предчувствий. И только телефонный
звонок Наташи, сообщавшей, что долетели благополучно,
чувствуют себя прекрасно, успокоил ее. Наташа с Дэном
обещали приехать к Раймонам, как только приведут себя в
порядок и отдохнут после дальней дороги.
Нина Сергеевна ждала Наташу со странным волнением.
Все эти дни, пока Флеминги находились в СССР, ее мысли
были там, вместе с ними, на далекой родине. И вот Флеминги
вернулись, Наташа передала сувениры и с жаром, перебивая
Дэна, рассказывает о поездке в Советский Союз, о родных и
родственниках, об их жизни, рассказывает весело, с юмором, а
мысли Нины Сергеевны совсем не веселые, а, напротив,
щемяще-грустные, и на душе необъяснимая тревога. Да, отец
немного приболел, беспокоит сердце. Что ж, такое бывает. А
вообще он молодец, совсем еще не стар, занимается спортом
и выглядит гораздо моложе своих лет. Но Нина Сергеевна
пропускает эти оптимистические слова дочери. "Сердце,
сердце, - мысленно повторяет она. - Да, сердце - это
серьезно".
Нине Сергеевне очень понравилась брошь, подаренная
Глебом Флоре. Символический смысл трех ягодок земляники
она уловила сразу. И защемило сердце, комок подступил к
горлу.- Тебе нравится?
– спросила внучку вслух, а мысленно
спрашивала: "Понимаешь ли ты, девочка, смысл этих
земляничинок?"
– Симпатично, - просто ответила Флора, приколов брошь
к свитеру.
– Береги. Это память о дедушке Глебе. - Сказала и
ужаснулась: "Боже, что я говорю о нем, как о покойнике?"
И опять к ней возвратилась тревога, неотступная,
навязчивая, и ничем ее нельзя было объяснить. По ночам
настигали кошмары, она просыпалась с больной головой,
разбитая, принимала лекарства. Затем просила Виктора
увезти ее за город, на ее виллу. Там она чувствовала себя
лучше, но там ее настигали думы о далекой родине,
навеянные, как она объясняла, рассказами Наташи. А через
неделю все объяснилось: из далекой Москвы пришло письмо
Святослава. Нина Сергеевна не плакала. Она поехала в
православную церковь и заказала панихиду по усопшему.
Именно там, в храме, стоя у алтаря, она решила, и решение ее
было твердо, непоколебимо - ехать в Москву. Ее решение
несколько удивило Наташу и сыновей и озадачило Оскара:
зачем? Когда Глеб Трофимович был жив, Оскар и Наташа
предлагали ей поехать в Москву вместе с Флемингами. Тогда
она решительно отказалась. И вдруг теперь - непременно
ехать. Она объясняла просто:
– Хочу сходить на кладбище, посидеть у могилки,
прощения попросить.
– Она была очень спокойна, внутренне
собрана, и все недавние душевные тревоги остались позади.
Оскар ее понимал и знал, что она не отступит от своего
решения. Отговаривать не стал: бесполезно. Лишь сказал:
– Одной тебе ехать нельзя - не тот возраст. Надо, чтоб
кто-то сопровождал.
Свои услуги он не стал предлагать, хотя мысль побывать
в СССР он лелеял давно. Он знал, что ей нежелательна в
настоящее время их совместная поездка.
– Флора со мной поедет, - с уверенностью, удивившей
всех, сказала Нина Сергеевна. С Флорой она договорилась
раньше.
Ехать в Москву решили в мае: уйдет немало времени на
оформление виз. Так оно и получилось.
В Москву прилетели в середине мая. В аэропорту их
встречали Святослав и Варвара Трофимовна. Они шли от
самолета к аэровокзалу - седая старая женщина в черном
платье, с накинутой на плечи белой шалью и держащая ее под
руку стройная светловолосая, девушка, одетая в элегантный
пепельного цвета брючный костюм, на котором на левой
стороне груди красовалась черная лаковая брошь с тремя
земляничками. Святослав их узнал еще издали. И опять, как
три месяца тому назад, когда здесь, в аэропорту, дочь припала
к груди отца-генерала, так старенькая мать припала к груди
своего первенца, облаченного в генеральский мундир. Нет, она
не плакала, она долго не могла оторваться от груди генерала.
А когда подняла голову и посмотрела на сына, то заулыбалась