Борт 556
Шрифт:
Он бился баллонами о верх иллюминатора, и не мог выйти наружу. Эти литров на двадцать четыре уже пустые его баллоны, не давали возможности пролезть в разбитое водой окно рубки самолета. Оно было, более узким и не рассчитанным на выход человека. Но, Дэниелу, пришлось лезть сквозь него. У него не было выхода. И мы были оба в состоянии паники и ужаса. И на этой кошмарной глубине для аквалангистов не соображали совершенно, уже и толком, что делали.
Дэниел паниковал и делал то, что не должен был делать. Изматывал себя, дергаясь, застряв в том окошке, и истекал кровью. У нас кончалась кислородно-гелиевая смесь в баллонах у нас обоих, и мы были в ужасе и панике.
Он был в отчаяние и слабел. Учащенно дышал через мундштук и шланги акваланга. Расходовал смесь в бешенном количестве.
Это был конец! И я это понимал как никто другой. Я понимал, если его не вытащу из этого чертового искореженного разбитого о воду окна кабины, то он погибнет здесь в таком вот положении.
И я тянул Дэниела, что есть силы через этот разбитый оконный иллюминатор рубки Боинга. Если бы это мне удалось тогда, то Дэниел был бы спасен. Я бы его дотащил бы до нашей яхты. Я так думал тогда, но я не знал, что не смог бы сделать этого, потому как за нами наблюдали со стороны. Здесь же недалеко. Наблюдали те, кто уже был здесь. Они пришли за золотом, и мы их спугнули. И они не напали на нас сразу, а наблюдали за нами со стороны. И ждали нужного момента. Они не дали бы и так нам уйти отсюда живыми.
Вероятно, они приплыли сюда следом за нами, когда мы уплыли отсюда назад на яхту. И они не рассчитывали того, что мы скоро вернемся. Они пришли за своим золотом. Но, мы им теперь мешали. И ждали момента к нападению.
***
Чудовищная боль не давала Дэниелу покоя. И усиливала его погибельное состояние. Он уже не слышал меня, и не обращал на мои жесты руками внимания. Он был в состоянии полного шока. Он начал терять опять сознание. Я снова, ударил его по голове, чтобы привести в чувство.
Я показал ему, чтобы он дышал реже, и менее глубоко. Но, было бесполезно. И, он уже меня не слушал. И надо было, что-то делать, но, что?!
Дэни терял много крови и все время отключался. Эта отрубленная падающей тяжелой герметичной дверью его левая рука. Она была, там, где-то в облаке вытекающей крови. И я не видел ее из-за большого количества облепивших нас медуз.
Эта чертова стальная острая и тяжелая дверь. Перекрыла выход. И я не смог ее открыть. Она заклинила обратный выход из рубки самолета. И не было выхода, как только через оконный иллюминатор.
Я показывал ему, что нужно снять баллоны и бросить их там, в пилотной кабине и чем быстрей, тем лучше. Но, Дэниел не мог одной целой рукой. И, тогда, я попытался сам их расстегнуть и сбросить.
Получилось, но Дэниел застрял в окне свинцовым противовесом поясом, зацепившись там за что-то. Я не видел за что. Я давай растягивать этот пояс. И тут случилось самое худшее. Самолет поехал.
Он покатился по склону вниз по камням к самой пропасти. Вниз медленно, но верно сползая в бездну. Эта носовая часть самолета, со всеми скелетами стюардов и скелетами мертвых пилотов, лежала на крутом скальном склоне. И держалась, как оказывается, здесь на честном слове.
Возможно, эта падающая бронированная с острыми зазубренными в ржавчине краями дополнительная дверь, отрубив руку Дэниелу в кабине самолета одним ударом как гильотина, вероятно встряхнула этот самолетный обломок. И он поехал по камням, вниз к трехкилометровой пропасти.
Носовая часть самолета двигалась вниз к обрыву, и ее остановить было бесполезным делом. Она многотонным покореженным огрызком от самолета катилась медленно к пропасти по кораллам, донному илу и камням. Оставляя за собой рассыпавшееся золото, большая часть которого так и осталась внутри исковерканного трюма в разбитых деревянных ящиках.
Мы окутанные сплошной массой океанских медуз, купающихся в облаке крови Дэниела, теперь падали в трехкилометровую океанскую пропасть.
В ярком горящем свете фонарика я видел черные глаза Дэниела. Глаза полные отчаяния и ужаса. Он, видел всю, мою беспомощность, в помощи к нему. Когда носовая часть самолета соскользнула в бездну. И разгоняя облепивших нас медуз начала свое стремительное вместе с нами падение в эту кошмарную головокружительную погибельную пропасть.
Этот взгляд до сих пор стоит в моей памяти. Взгляд обреченного человека, погибающего в обломках самолета и падающего в океанскую бездну. Возможно, он даже хотел, чтобы я его убил в тот момент, чтобы избежать кошмара того падения. И быть раздавленным там, в глубине пропасти. Но я, осознавая сейчас свою беспомощность, не мог этого сделать. Если б я мог это сделать! Если бы было чем, возможно я бы сделал это! Но, я не сделал это и, лишь остался молчаливым наблюдателем кошмарной гибели своего лучшего друга.
Я держал, одной рукой фонарик, другой его за его протянутую мне единственную, теперь уцелевшую руку, до последнего. Сжимая своими руки пальцами его пальцы на его целой протянутой мне руке. Падая вместе с ним, и отпустил его. Отпустил тогда, когда уже не мог удерживать самого себя от нарастающего стремительно давления. Сама вода вырвала меня из рук надвигающейся смерти. Она вырвала меня из глубины. Я даже, плохо помню этот последний момент, когда у меня помутнело в глазах, и поплыли красные круги. И меня выбросило вверх. Это баллоны, сопротивляясь падению, тащили меня наверх. Гелиевая смесь не давала мне уйти на дно вместе с Дэниелом. И этим обломком самолета. Даже, свинцовый пояс, почему-то не смог удержать меня на глубине.
Я помню, как Дэниел разжав свои пальцы, отпустил мою руку. И я полетел медленно вверх из глубины. Баллоны как поплавок вытолкнули меня оттуда из черной бездны океана.
Последнее, что я видел это его ту уцелевшую правую руку, протянутую ко мне, раскрытые пальцы. Руку Дэниела застывшую в толще воды. Это отпечаталось в моей памяти навечно.
Носовая часть самолета падала в пропасть с огромной скоростью, рассыпая в толще воды из развороченного трюма блестящее золото, которое сыпалось сверкая слитками в океанской бездне. И, вскоре, я уже не видел ни Дэниела, ни обломка рубки самолета, ни этого падающего вослед за обломком носа самолета золота. Все поглотила чернота бездонной бездны.
Из глубины раздался оглушительный взрыв. Это взорвались баллоны Дэниела в кабине пилотов. И ко мне из глубины со скоростью пули поднялись большие пузыри сдавленного воздуха и остатков гелия, из тех раздавленных давлением баллонов. Почти полностью пустые уже без кислородно-гелиевой смеси баллоны акваланга взорвались в рубке самолета. Они должны были, как бомба разнести всю кабину Боинга под внешним нарастающим давлением воды.
Я надеюсь до сих пор, что это Дэниела и убило, там, внизу. Пока носовая часть самолета падала в трехкилометровую бездну океана под склоном островного того плато. То, что я тогда видел, до сих пор сотрясает ужасом меня. Дэниел упал вместе с тем обломком самолета на самое дно пропасти. И хорошо, если он погиб от того взрыва.