Борт 556
Шрифт:
Всюду царила смерть. Здесь тоже. Смерть от удара об воду. Кресла пилотов буквально сорвало с основания опор. И наклонило, почти к полу.
Все говорило о гидравлическом лобовом компрессионном ударе, о воду, ударе, всей массой самолета. Все кто мог здесь находиться, просто был размазан водой по всему этому пилотному отсеку.
Сразу возле правой стены этой кабины, прямо на полу лежали два скелета в практически полностью истлевшей изъеденной морскими животными и микроорганизмами одежде. Прямо у меня под ногами, они лежали, сцепившись
Вошедшие сюда перед падением Боинга в океан. Вошли и не успели выскочить назад в свои кресла. Или были здесь, просто до самого падения самолета в воду. Далее, на самих креслах были, тоже скелеты, почти в таком же виде, как и эти двое. Штурман и оба пилота в главных креслах этой командной летной рубки. У самой панели управления и разбитых в дребезги проржавевших приборов. В руках первого скелета был оторванный штурвал Боинга. Похоже, он вцепился мертвой в него судорожной хваткой своих пальцев, и так и погиб под ударом воды.
Судя по тому, что я и Дэниел здесь видели, сила удара была чудовищной. И все погибли, почти мгновенно.
Дэниел был рядом с креслом своего отца. Он смотрел на лежащий в поваленном, почти до пола, как и его сосед в кресле. В облезшей одежде скелет. Это он держал оторванный самолетный штурвал в костяшках своих рук. Глаза Дэниела было видно и через его маску. Те были в слезах, и Дэни не шевелился, глядя на своего мертвого отца.
Я подплыл к нему и взял Дэниела за руку, сочувствуя ему. Он нашел своего погибшего отца.
Дэниел опустил руку на голову скелета. И присел возле отца на колени.
Он наклонил свою голову. И так сидел недвижимый, вероятно плача. Было видно, как он, даже дергался и дрожал от своего плача. Из его шлангов и фильтров учащенно вырывались пузыри отработанной кислородно-гелиевой смеси.
Я обнял друга поверх его баллонов. Он повернул ко мне голову. И, я показал, чтобы он успокоился. И не расходовал свой жизненный воздушный запас на такой глубине. Нам надо было заняться еще делом.
Он покачал головой, что все в порядке. И поднялся на ноги. И мы стали искать аварийные самописцы самолета.
Они должны были быть, где-то здесь. Рядом со штурманом, точнее тем, что от человека осталось, вмонтированные в боковой штурманский аварийный специальный блок BOEING 747.
Потребовались, снова кувалда и монтировка. И мы сумели вскрыть довольно быстро этот блок, подняв здесь, тоже густую непроглядную пыль из песчаного белого ила.
Самописцы были здесь, рассованные на некоторое расстояние друг от друга, и отгороженные простенком из металла.
Мы вынули их. И Дэниел отдал один из них мне в руки. И я схватив его своими пальцами обеих рук, потащил этот, довольно крупный круглый красный предмет. И, довольно тяжелый шарик к выходу из кабины пилотов Боинга.
Я вынырнул за большую эту тяжелую ржавую бронированную дверь. И протащил этот красный шар в своих руках, который тянул упорно к низу.
Я пошел с ним, вниз протащив его по разгромленному падением рабочему отсеку со скелетами в креслах стюардов. Опустился сквозь проломы перегородок и полов первого пассажирского отсека первого класса до самого дна. И покореженного при падении на скользких наклонных камнях трюма.
Здесь везде лежало золото. Оно сверкало желтизной под тонким слоем донного напыленного на него белого ила.
Это золото моей красавицы Джейн. Это она прошлый раз нашла его. Это золото, из-за которого и погиб самолет. Кровавое золото. И проклятое золото. Золото мистера Джексона. Сколько его было тут, кто его знает? Может и действительно тонн десять. Часть была рассыпана по днищу трюма. Из разбитых ящиков, слитки рассыпались по всему полу. И были здесь повсюду. Один такой слиток был у моей Джейн в ее теперь каюте.
И вот, теперь надо было доставить туда еще и эти вот самописцы шарики красного цвета. Причем в одиночку.
Я плыл, буквально, надсадив уже живот, гребя своими ластами в темнеющей от наступающего наверху вечера воде. На стометровой с лишним глубине. Под давлением с трудом дыша, и излишне расходуя свою смесь. Я тащил первый это шар, буквально по самому дну, время от времени отдыхая.
Было уже плохо видно. На такой глубине, да еще в наступающей вечерней темноте. Было уже на часах семь. Оставалось времени минут на тридцать, включая возвращение и сам подъем. Оставалось еще уповать на запасные, спущенные под днищем яхты на дне восемнадцатилитровые баллоны.
Я еле-еле, нашел хвост самолета. И положил этот самописец под нависающее хвостовое крыло. Стабилизатор горизонтального управления.
Уже изрядно, покрытый водорослями и кораллами. Я, буквально, затолкал самописец под него в углубление между камнями и кораллами.
Убедившись, что все нормально, я поспешил обратно. Время поджимало, и надо было уже спешить нам обоим. Я, снова, вернулся к рубке самолета.
Меня сильно уставшего, упорно сносило течением, но я смог, снова, проникнуть в верхний отсек стюардом и подплыл к двери пилотной кабины Боинга. Дэниел вручил мне второй самописец через полуоткрытую бронированную ржавую ту дверь пилотной кабины. И я, отдышавшись, потащил и второй, туда же самописец самолета.
Скажу, это была адская на самом деле работа. Хуже не представить. Под водой тащить еще и второй бортовой красный шар, волоком уже по дну, толкая перед собой и против течения. Я уже думал, не вернусь к Дэни. Думал, конец и прощайте все! Прощай моя ненаглядная красавица Джейн!
Это чертово сильное течение уносило меня, стоило только мне остановиться. И я буквально, держался за этот аварийный красный самописец, бороздя им по глубокому песку и камням на дне. Цеплялся руками за кораллы, отдыхая время от времени. И так еле доскребся до оторванного лежащего на дне хвоста самолета.