Бортовой журнал 5
Шрифт:
Чудный город – этот Лондон. Приезжает туда человек с двенадцатью миллиардами и через какое-то время начинает плохо себя чувствовать. И не просто плохо, а приступ у него случается. Сердечный. После чего умирает он от совершенно естественных причин.
Бадри Патаркацишвили имел столько различных врагов, и такое множество людей страстно желало ему самой ужасной, самой экзотической смерти, что теперешная кончина его выглядит куда как естественно.
А полоний поискали-поискали
Странно было бы, если б его там обнаружили – смерть-то рядовая.
И все наши СМИ объявили это несколько раз.
И с каждым разом все более настойчиво, с оттенком обиды – мол, не верят некоторые в такую обычную, совершенно нормальную смерть.
Ну переживал человек сильно за будущее Грузии.
Так переживал, что в конце концов плохо это кончилось.
Довел, понимаешь, человека его патриотизм.
Правда, Скотленд-Ярд все это еще и на токсичность проверит.
Ищите, господа, ищите.
Все разведки и контрразведки во всем мире давно уже работают над тем, чтобы смерть некоторых представителей человечества выглядела куда как естественно.
Институты работают над этой грандиозной проблемой, а Скотленд-Ярд еще пытается что-то там обнаружить.
Это как допинг. Все спортсмены давно его жрут тоннами, но только у некоторых удается найти его в утренней урине.
Что ж вы думаете, зря, что ли, народ свой хлеб ест?
А уколы зонтиком давно не в моде.
А полоний – это вообще пещера какая-то.
Сейчас такой маленький шарик под видом сахара попадет в кофе или чай – и на тебе – не сразу, а через денек-другой вдруг, после просмотра новостей по телевизору, у человека резко повышается давление, или наоборот, оно падает так, что непонятно, есть ли у него вообще сердце.
А знаете ли вы, что обычный кусочек, скажем, того же сахара, может просто так полежать рядом с жутким ядом и «запомнить» все, что тот яд в организме может произвести. А потом обнаружат не яд вовсе, а тот же самый сахар.
А могут и почки раствориться.
Вскрывают человека потом, и обнаруживается, что он дожил до пятидесяти лет вообще без почек.
Вот, господа олигархи, чем все заканчивается. Покушали немного, а потом пришли другие, и им тоже кушать хочется.
И не в джипах надо по Лондону разъезжать, а в реанимобилях. А «скорая помощь» должна у самых дверей дежурить, а лучше собственный институт завести, специализирующийся на противоядиях.
Это легко. Ведь те, что придумали отраву, тут же побегут от нее противоядие продавать. Был бы только спрос.
А спрос, чувствую, скоро будет огромен.
И не только в Лондоне.
Опять идут разговоры о строительстве Газпром-сити на Охте.
И не просто разговоры, а рекламные опросы. На телеэкранах мелькают заслуженные люди, артисты в шляпах или без, которые наперебой говорят,
Увы! Санкт-Петербург – город не современный. И современные постройки в самом центре выглядят как металлические пломбы в здоровом зубе.
Как фиксы, как инородное тело, кем-то по злому умыслу, насильно сюда всунутое.
Ну есть же другие страны, другие города – чего бы не взять с них пример?
Есть Мадрид, что бомбили, а потом его жители сложили все камни назад и возвели старинные здания.
Есть Лондон, в котором запрещены любые нововведения. Есть Прага, красавица Прага. Есть Севилья, Лиссабон – есть масса городов, где почитается старина.
И есть люди, который превратили Рим, например, в памятник человечеству.
А что вы хотите сделать с Петербургом? Это город-памятник. Это город-символ.
Чего он символ? Он символ власти. И прежде всего, не власти светской, но духовной. Недаром у него такое название – Санкт-Петербург, город святого Петра. Не Петра Первого, а Петра апостола.
И здания тут высочайшим распоряжением запрещалось ставить выше шпиля собора Петропавловской крепости.
Иначе, как считали наши безграмотные предки, можно лишиться высокого покровительства.
А строить предки умели. У них – то дома-корабли, то дома-дворцы, то дома-памятники.
И красили они свои соборы в такие цвета, чтоб они, те соборы, сливались бы с небом, чтоб таяли они в небесах, словно легкие миражи. И ангел должен был летать над городом, благословляя его.
А ангелу нужно небо.
Вот поэтому академик Лихачев просил в свое время оставить Петербургу его небо.
Этому городу очень нужны его небеса, потому что если собор выше всех, то и Бог выше всех.
И это навсегда. Бог выше всех. Над всеми суд Божий – вот что это означает.
Правда, разные бывают боги.
Вполне допускаю, что у кого-то Бог – Газпром.
Писатели пьют всё. Настоящие русские писатели пьют абсолютно всё.
И потом, если им предоставлено право выбора, они, конечно же, предпочитают дорогие напитки.
Хорошо бы, чтоб при этом присутствовали их почитатели.
Тогда писатели, неторопливо размышляя об искусстве, о русском языке, о месте, о роли, о месте роли и о роли места, поглощают рюмка за рюмкой. После чего наступает период полного насыщения, когда писатель, вперив свой взгляд в почитателя, стоящего все еще рядом, начинает спрашивать его: «Кто ты такой?» – а тот пугается, разводит руками, говорит: «Помилуйте, Григорий Саныч, мы же никак..» – на что писатель совершенно уже выходит из самого себя и говорит громко, по нарастающей: «Кто ты? КТО? КТО?» – а потом он отвечает сам себе: «Кто ты, как не тля!»