Босфорская война
Шрифт:
В конце концов дьяку удалось уйти из плена. В 1649 г. через Персию, Табаксанскую и Кумыцкую земли М. Петров вышел на Терек, оттуда по Каспию на русской бусе (судне) добрался до Астрахани, из которой и вернулся на Дон, где казаки снова «учинили» его войсковым дьяком. Вместе с ним из турецкого плена вышли восемь донцов и русских служилых людей, а в Кумыцкой земле беглец еще сумел «выкупить у кумыченина невольника, а дал за нево десять абас, и вывел ево… с собою ж на Теряк».
Далеко не все казаки могли сравнительно быстро «окупиться» или бежать из плена. Иным приходилось находиться в рабстве по многу лет, а то и десятилетий.
Казак Конон Нестеров был схвачен турками в ходе Азовского осадного сидения 1641 г., на вылазке, привезен в Стамбул и состоял гребцом на галере «в Царегороде и по иным горадам турскова царя» до 1649 г., когда ему удалось бежать через Персию в русские земли.
Донца Степана Молинского захватили в плен в пятидневном морском бою в Керченском
Еще один казак Прохор Федоров Старого после двадцатилетней службы на Дону прибыл в Воронеж «Богу помолитца и юр-тишко (земельный участок. — Прим. ред.)принять», женился там, около 10 лет числился воронежским казаком, потом в 1636 или 1637 г. направился «на вечное житье служить в Козлов-город з донскими казаки», но по дороге встретился «с крымскими и с нагайскими людьми». «И меня, — писал казак, —… те… люди ранили и взяли в полон… с сынишком с Антипком, и привели в Крым, в город Кафу, а ис Кафы меня… продали во Царьгород, и в Царего-роде я… живот свой мучил адиннатцать лет. И как был… государев посол Степан Васильевич Телепнев во Царегороде… а сынишко мой Ивашко с тем послом был во Царегороде. И окобался (окабалился. — В.К.)сынишко мой свою голову великим кабальным долгом и меня… ис турской земли окупил. А окупу дал за меня… пятьдесят рублев. И вышел я… к Москве з греченином з Ываном Петровым». Произошло это в 1649 г.
Украинский казак из гетманского полка Иван Наумов Бакулин был захвачен в плен на Украине в 1660 г., продан в Стамбул на галеру, где и находился свыше 20 лет, до счастливого случая, о котором еще будет речь [307] .
Больше всего конкретных сведений о пребывании казаков в плену содержится в документах 1630—1640-х гг., но это вовсе не означает, что подобных случаев было мало в более ранний период. И в 1610—1620-х гг. у казаков случались поражения, при которых десятки, а иногда и больше запорожцев и донцов оказывались в плену. Но тогда среди казаков еще не распространился обычай подавать челобитные о царском жалованье «за полонное терпение», из которых мы в основном и узнаем подробности плена. В наших примерах не фигурируют казаки, спасенные и вывезенные на родину в ходе босфорских и черноморских набегов, и в первую очередь именно потому, что эти бывшие пленники возвращались прямо в казачьи земли, а не через Москву, где и подавались челобитные.
307
Бывали редчайшие случаи возвращения в Польшу невольников, пробывших в турецком плену и по 50 и более лет, но о таких случаях, от носящихся к казакам, неизвестно.
Следует заметить, что все казаки, чье полонное местонахождение источники фиксируют в османской столице, были знакомы не только с нею, но и с Босфором, хотя бы уже потому, что пленники доставлялись в Стамбул на судах по этому проливу.
Английский современник писал, что «есть едина вещь жалостная видети множество шаек (шаик. — В.К.),которые приходят (из Крыма. — В.К.)по Фраческому (Фракийскому. — В.К.)Босфору, нагруженные бедными христианы мужеского и женского полу, неся кождый бастимент (корабль. — В.К.)на великой шогле (мачте. — В.К.)…знамя… для показания качества товару, которой приносит. Есть зело трудно познати число совершенное неводников… понеже иногда болшее, иногда меншее по щастию татар… в их войне; но толко по выписям таможни константинополской может знатися, что бывают приведены по всякой год болши дватцати тысящь, из которых болшая часть жен и младенцев…»
О том же свидетельствовал и доминиканский патер Арканджело Ламберта: «Почти каждый день можно видеть в Константинополе, что с Черного моря прибывает масса кораблей, нагруженных невольниками-христианами. По особенным флагам узнают, что на этих кораблях везут невольников».
Пленники, попадавшие гребцами на галеры, затем вместе со своими кораблями тем же Босфорским проливом весьма часто выходили в Черное море, а потом по Босфору возвращались в Стамбул.
Крайне небольшая часть казаков-невольников «басурманилась», переходя в ислам [308] , но абсолютное их большинство стремилось вернуться на родину. Это стремление нашло яркое отражение в старинных казачьих песнях. Одна из них рассказывает о том, как «во Цареграде» в «белокаменных палатушках» перед султаном стоят трое невольников — поляк, прусак и донской казак, и последний просит владыку
308
Мы не знаем казаков-ренегатов, сделавших в Османской империи XVI—XVII вв. большую карьеру, в отличие от некоторых бывших русских и украинских пленников вроде наместника Йемена Хасан-паши, евнуха Сулеймана I Джафер-паши, правителя Эрзурума, Сиваса, Боснии и Очакова адмирала Абаза-паши и др.
309
В «Гамалии» Т.Г. Шевченко рассказывается, как «в Скутари казаки стонали, / Стонали бедняги, а слезы лились, / Казацкие слезы тоску разжигали»; как Босфор, не привыкший «к казацкому плачу», «задрожал» и «вскипел» и как «море отгрянуло голос Босфора» и «в Днепр этот голос волной донесло». Героя поэмы того же автора «Слепой (Невольник)» куренного атамана Степана «В кандалы ковали, / В Царьградскую башню заключали, / Тяжелой работой отягчали… / Кандалы по три пуда, / Атаманам по четыре». Степан попал в плен во время морского похода, мечтал об освобождении и совершил неудачный побег, за что турки ему «Глаза вырывали, / Горячим железом выжигали».
Возвращаясь на Дон и Днепр, пленники приносили с собой разнообразные знания о Турции, ее столице и Босфоре. Вполне понятно, что некоторые из таких казаков, будучи профессионалами мореходного дела, участниками морских походов, атаманами и грамотными людьми, делали и профессиональные наблюдения относительно течений и ветров в проливе, характера береговой линии, расположения и особенностей прибрежных населенных пунктов и укреплений, количества и качества местных воинских подразделений и т.п. Многие казаки еще до плена владели тюркскими наречиями, а иные осваивали разные языки в полону, и их знание, в особенности турецкого и греческого, разумеется, помогало приобретению важной информации о регионе. Казак И. Бакулин, оказавшись по возвращении из Турции в Москве, даже просил определить его толмачом в Посольский приказ на том основании, что знал турецкий, арабский, итальянский и греческий языки. Переводчики приказа провели соответствующие испытания и пришли к заключению, что И. Бакулину, действительно, «в Посолском приказе в толмачах быть… мочно».
Турецкие власти понимали, что освобожденные, бежавшие и отданные на выкуп и обмен казачьи «ясыри» располагали «вредной» информацией, но могли только усиливать строгости по части передвижения пленников, их изолированного содержания, охраны и т.п.
В Турции подозревали в сборе такой информации и последующей передаче ее казакам вообще всех «неверных», в том числе российских и польских дипломатов. В конце 1622 или начале 1623 г. на совещании у великого везира один из крупных сипахи гневно говорил о переговорах властей с польским послом К. Збараским: «…совещаетесь о мире и войне, а нас, которым кровь проливать придется, не спрашиваете!.. Какие гарантии есть у вас… что казаки не совершат набег в этом году?.. Если надеетесь на слово этого гяура, знайте, что он человек переменчивый, хитрый, посланный шпионить. Вы хотите его отпустить на свою голову, когда он все наши дела и беспорядки знает, разведал все важные места, под властью его и его брата (Е. Збараского. — В.К.)больше всего казаков».
В 1633 г. судно с русским послом Афанасием Прончищевым штормом прибило к Синопу, и его обитатели кричали, что жители всей анатолийской стороны идут в Стамбул жаловаться султану: от донских казаков в тех местах жить нельзя, нападают ежегодно, а из Москвы послы беспрестанно ходят в османскую столицу будто бы для доброго дела, в действительности же рассматривают всякие крепости и потом рассказывают казакам, и те потому и на море ходят.
Войско Донское и Войско Запорожское имели свою агентуру в Стамбуле, однако по условиям ее деятельности в источниках сохранились лишь намеки на этот счет. Приведем их.
Сын боярский Семен Мальцев был направлен московским царем к наследнику ногайского князя, но по дороге схвачен азовца-ми и враждебными Москве ногайцами, продан в рабство, в Кафе посажен гребцом на галеру, на которой участвовал в Астраханском походе 1569 г. По возвращении в Азов С. Мальцев, согласно его позднейшему докладу, уговорил перейти в будущем «на государьское имя» «Магмета-еныченина (янычара. — В.К.)и Микулу-грека (сказываетца митрополита сын Трепизонского)», которые «тайны дела многие… сказывали». Магмет затем поехал в Стамбул, где должен был собрать разведывательную информацию, а Микула намеревался зимовать в Кафе, а на весну быть в Азове, и предполагалось, что оба из этого города свяжутся с донскими казаками атамана Савостьяна Попа.