Босфорская война

Королев Владимир Николаевич

В 1642 г., когда в оставленный казаками Азов уже вошел передовой отряд татар, последние схватили нескольких русских «лазутчиков», прибывших из Стамбула с запоздалым предупреждением казакам о движении к Азову огромной османской армии. Всего таких лазутчиков в турецкой столице тогда насчитывалось будто бы 40 человек. Схваченные «шпионы» были доставлены к крымскому хану, допрошены, сознались, что специально «посланы в эту крепость», и подвергнуты казни.

Казачьи сообщества могли при необходимости засылать своих разведчиков на вражескую территорию [310] . Возможно, намек на некоего казачьего «резидента» в Стамбуле содержится в сообщении великого везира Мере Хюсейн-паши польскому послу 1623

г.: в прошлом году турки захватили три донских судна, и плененные при этом казаки «утверждали, что имеют там (в османской столице. — В.К.)своего посла».

310

По крайней мере, известен случай посылки украинского казака Ивана Нечаева на четыре года в Крым для изучения крымско-татарского языка. По возвращении на родину этот человек сообщил интересные сведения о крымских делах.

В принципе казаки имели основания рассчитывать на сочувствие и помощь определенной части православного населения региона, прежде всего греков [311] , о чем скажем в следующем параграфе. Но вовсе не обязательно казачьими агентами должны были быть единоверцы. Во всяком случае, известно, что в Азове и Крыму у казаков имелись так называемые «прикормленные» мусульмане, снабжавшие их ценной информацией, в частности и о делах в Стамбуле. В ответ на царскую просьбу разузнать о положении в Турции московского посла Солового Протасьева Войско Донское сообщало в 1614 г.: «…у нас… ежедневные вести из заморья во Азов, а из Азова к нам на Дон, что божиею… милостиею… здоров Соловой Протасьев в Цареграде, и царь (султан. — В.К.)…его вельми любит и жалует паче всех послов инших государств; а отпуску… ему чают поздо под зиму, с последним корованом, которые суды зимуют в Азове; и турской… чеуш с ним будет; а нам… сказывают те люди, которые у нас прикормлены… для всяких вестей».

311

Многие греки тайно помогали русским посольствам в Стамбуле. Любопытно, что в историческом романе В.А. Бахревского «Свадьбы» известный донской деятель Ф. Порошин по заданию войскового атамана под видом инока вместе с паломниками отправляется в турецкую столицу, где через одного христианского священника должен связаться с нужными людьми в Серале и от них узнать время прихода османских войск к захваченному казаками Азову. Для возвращения домой агенту надо обратиться в селении в 30 милях от Стамбула к некоему греку-рыбаку, который отвезет его в определенное место в море, где Ф. Порошина первые три дня каждого месяца будет ожидать казачье судно.

В мае 1646 г. Войско Донское получило сведения о турецких делах за Босфором — войне с Испанией и боевых действиях под Мальтой — от «мужика прикормленого», крымского татарина, известного «раденьем ево и правдой», поскольку «преж… сево лжи… от нево ни в каких делах не бывало». Видимо, от этого агента и из других источников казаки узнали, что в Азове распространяются слухи о движении на Дон русских ратных людей и что азовцы «поделали суды», «хотят Азов покинуть и бежать в Царьгород, потому что помочи себе ис Царягорода не чают, для того что у турсково царя ныне война с шпанским королем и посылает из Царягорода ратных людей на шпансково под Мальт».

Связь с подобными информаторами имела известные трудности, и поэтому зачастую более свежую информацию казаки получали во время своих походов, в том числе и специально разведывательных, от языков. В октябре 1625 г. атаман Алексей Старой говорил в Москве, что у донцов пока нет свежих новостей из-за границы: «А иных… вестей нет никаких, и что во Царегороде и в Литве, и в Крыме делаетца, того они не ведают, потому что еще с моря казаки не бывали. А как казаки с моря придут, и тогды у них вести будут».

Среди захватывавшихся

языков попадались и разного рода служители, хорошо информированные о турецких делах. Так, в 1646 г., когда донцы у «Азовского устья» напали на конвой в составе пяти «подвозков» и пяти кораблей, шедший из Стамбула в Азов, и овладели тремя «подвозками», в числе пленных оказались не только моряки и янычары, но и чавуш и судья, причем грамоты, которые первый из них вез в Азовскую крепость, «казаки взяли ж». Несомненно, этот пленник был внимательно допрошен.

Языки могли давать конкретные сведения об укреплениях того или иного поселения, их слабых местах, составе и расположении гарнизона и пр. В песне о взятии Варны рассказывается, что казаки, раздумывая, «отколь Варны доставаты» — «з поля», «з моря» или из протекавшей близ крепости «рички-невелычкы», — «поймали турка старейного», допросили его и в соответствии с полученной информацией о слабом месте в варненской фортификации напали с речки, которую затем турки проклинали, убегая из крепости.

Разнообразные сведения о положении в Турции, обстановке в Стамбуле, географических и военных особенностях Прибосфорского района и т.п. поступали к казакам от всевозможных неказачьих «выходцев», среди которых особенно много было русских и украинцев. «Русский полон» казаки «отграмливали» постоянно, и, кроме того, земля казаков служила притяжением для самостоятельно выбиравшихся из плена, в частности и «цареградского». К примеру, в 1668 г. в Царицын пришел терский стрелец Андрей Дербышев, а в расспросе сказал, что был в плену в Стамбуле, затем попал в Азов и из него вышел в Черкасск.

Иногда к казакам попадали ренегаты, очень долго жившие в Турции и даже занимавшие там видные должности. «Один знаменитый ага по имени Рыдван, происходивший из рабов, — рассказывает Эвлия Челеби, — продвинулся на службе в Османском государстве и стал капуджибаши (сановником, обеспечивавшим охрану дверей султанского дворца, представлявшим падишаху и Дивану послов и выполнявшим ряд других важных обязанностей. — В.К.).Через сорок лет этот рус, вспомнив жирную свинину своей настоящей родины, улучил удобный момент, бежал к мятежным казакам…»

В ряды казачества вливались отдельные турки и представители других народов Османской империи и интересующего нас региона. Эти люди появлялись на Дону и в Сечи преимущественно в результате пленения и бегства к казакам, совершавшегося по самым разным причинам. Отмечая один из источников информированности запорожцев о делах в Крыму и Стамбуле, П.А. Кулиш пишет, что невольники, которые спасались бегством из турецкого плена, «возвращались в сечевые курени вместе с турками, греками, армянами и всякими иными разноверцами, уходившими к днепровским добычникам в видах казацкого отмщения за претерпенные ими обиды в хаосе турецкой администрации».

Полагаем, что прозвище известного казачьего полковника времен украинской освободительной войны 1648—1654 гг. Филона Джалалии неслучайно напоминает «джелялийскую смуту» в Анатолии конца XVI — начала XVII в. Далее мы увидим, что в этой смуте участвовал среди прочих казак «Ивашка». Крещеным турком был запорожский гетман Павлюк (Карп Гудзан), который в свое время служил у крымского хана.

Причины бегства к казакам были не всегда благородными: как замечает немецкий автор, в XVII в. на Дон из морских портов стекались «всевозможные авантюристы всяких национальностей, особенно греки и итальянцы».

В качестве примера весьма своеобразных людей, попадавших к казакам, упомянем некоего Богдана, ареста и выдачи которого в 1607 г. требовал Ахмед I от польского короля. Этот Богдан, сын валашского воеводы, не раз бывавший в Стамбуле, на Босфоре и в Дарданеллах, подлежал казни за совершенные преступления, но получил прощение из-за намерения принять ислам, после чего бежал, разбойничал на море, был пойман, сидел в замке Богаз-Кипар (бывший Абидос) «над Геллеспонтом», стал-таки мусульманином под именем Мустафы, был выпущен на свободу и наконец убежал на Украину. Там, по сведениям османских властей, он собирал казаков для похода на Турцию.