Босиком по краю моря

Миронина Наталия

– Не благодарите. Как-нибудь привезете мне копченого угря. Только там они такие вкусные…

– Господи, да если бы знала, да я бы сегодня…

– Пчелинцева, успокойтесь. Я пошутил. Ничего не надо. Даже угря. Я там бываю иногда, по делам. Сам все покупаю. Удачи!

Женя попрощалась со смешанным чувством – это была благодарность, признательность, уважение. И что-то еще, похожее на отношение к родителям – теплое, щемящее. «Он же совсем не старый. Он самый молодой профессор на три крупнейших университета. Об этом все говорили. Он же такой умный, интересный, энергичный… Почему же мне его жаль?..» – думала она.

Родители

ее отъездом были огорчены. Женя знала, что с ними предстоит сложный разговор – они всегда очень гордились дочерью, сделали на нее ставку, и объяснить им, почему она должна ехать работать в Дивноморск, будет несложно. Но то, что они будут тосковать и волноваться, было очевидно.

Мать Жени, Татьяна Владимировна, заведовала почтовым отделением в Центральном округе Москвы. Образование у нее было высшее педагогическое, но в девяностые работать в школе стало невозможно – уроки срывали потерявшие берега великовозрастные ученики, платили мало, и решено было, что будет лучше, если она большую часть времени станет уделять воспитанию дочери. Но денег не хватало, и работать все же пришлось – рано утром и вечером Татьяна Владимировна ходила сортировать корреспонденцию. В те времена и почта работала отвратительно, но люди все равно писали письма и отправляли посылки. Работала Татьяна Владимировна хорошо, как-то незаметно стала сотрудником незаменимым и в конце концов получила пост начальника.

Ни тогда, когда она, педагог-математик, уходила из школы, ни позже, когда в перчатках-митенках без пальцев швыряла посылки, ни заняв тесный кабинетик в своем отделении связи, Татьяна Владимировна ни на минуту не забывала своей главной цели – воспитать дочь самостоятельной, умной и дать ей самое лучшее образование. Все усилия семьи были направлены на это.

Отец Жени, Илья Петрович, был слесарем. Как потом шутили в семье, он работал, как «Гоша (он же – Гога)», в физическом институте на Ленинском проспекте. Он как раз был тем, без кого ни одна диссертация не состоялась бы, поскольку установки и опытные приборы ваялись в институтских мастерских. С появлением фильма «Москва слезам не верит» специализация Ильи Петровича получила невероятную статусность и признание далекой от научно-исследовательских реалий публики. При всей своей занятости и некоторой отстраненности от педагогических процессов, Илья Петрович всецело поддерживал жену в ее движении к цели.

– Дочь, – как-то сказал он Жене-восьмикласснице, – я насмотрелся на ученых людей. По-разному науку делают, по-разному живут. Но одно могу сказать: без этого человек – не человек. Так, калека. Поэтому все побоку, и в университет. Хочешь математиком, хочешь историком. Занимайся тем, к чему душа лежит, но образование высшее должно быть, и заниматься в университете надо на отлично.

Женя родительские установки приняла безоговорочно.

– Папа, я пойду на факультет журналистики, – сказала она отцу.

Илья Петрович охнул про себя – газет в прошлом их понимании уже не было, журналы читать было нельзя.

– Папа, я хочу телевизионным журналистом быть. На телевидении работать, – упрямо сказала Женя.

– Ах, ну, это другое дело! – как бы с облегчением выдохнул Илья Петрович и тут же добавил: – А может, все-таки врачом? Всегда будет работа…

– Папа, я не хочу быть врачом. И не буду.

– Что же это за профессия – журналист?

– Отличная профессия – формирует общественное мнение и действует на умы людей, – отбарабанила Женя.

– Ну,

если на умы… – развел руками отец.

«А что, дочка красавицей становится, почему бы и не телевидение? – подумал он. – Лишь бы не выскочила замуж раньше времени, главное – учеба и профессия. Тем более ее не переспорить».

А Женя Пчелинцева тем временем сходила к логопеду, пожаловалась на плохое произношение звуков «л» и «в», получила рекомендации, а затем записалась на курсы по постановке дикции. «Уж если работать, то качественно, чтобы без каши во рту», – думала она. Кстати, это был очень дальновидный шаг – в качестве подработки два раза в неделю Женя вела малюсенькую передачу на одной из радиостанций. Ее голос уже знали – дикция была совершенно безупречной, стиль разговора свободный, уверенный.

Теперь, когда Женя сообщила о своем решении уехать в Дивноморск, дома случилась ссора.

– Как можно уезжать из Москвы?! – воскликнула мать. – В самом начале карьеры?! Когда все закладывается – опыт, практика, знакомства, связи… Как это можно себе позволить? Ты же себя лет на пять назад отбросишь. Твое место в Москве займут те, кто из этого самого Дивноморска сюда стремится.

– Дочка, я тебя понимаю, там ты принцессой будешь. Из Москвы, после университета, там легко принцессой стать. Но короли и королевы сидят в столицах! Ты что же, потом приедешь и будешь все заново начинать? Ты сама посуди! – вторил отец. – Но, конечно, ты взрослый человек, тебе виднее, – мудро заметил он, зная донельзя упрямый характер дочери.

Женя впервые за все время задумалась – родители посмотрели на проблему с самой простой житейской стороны. Их опасения имели под собой почву. Пчелинцева вдруг представила, как она, отработав лет пять, возвращается в Москву. А в Москве свои «расклады», здесь ее не будут ждать, как сейчас в Дивноморске. «Что же делать? С одной стороны, мне хочется уехать. Вообще все бросить и уехать. Чтобы все другое – город, улицы, люди и отношения. Говорят, что после Питера и Москвы в других городах жить невозможно. Но мне совсем немного лет, чтобы отказываться от такого опыта. Когда еще, как не теперь?! Или буду я сидеть в теперешней своей конторе в этой же должности еще лет пять. Или буду прыгать с места на место в надежде, что меня когда-нибудь допустят в эфир. Господи, как же хочется попробовать совсем другого», – думала она, ворочаясь в постели.

Наутро она встала с готовым решением.

– Ну, что, Женечка, подумала обо всем? – ласково спросила мать, глядя на спокойное лицо дочери.

– Да, мама, сегодня куплю билеты. Думаю, что недели мне на сборы хватит. На работе меня оформят переводом. Ни дня ни потеряю. – ответила Женя.

Татьяна Владимировна вдруг вспомнила историю детских лет. Когда Жене было лет шесть, она стала замечать, что во всем доме надорваны обои. Когда это явление приняло просто угрожающие масштабы, родители призвали дочь и спросили:

– Женя, скажи, зачем ты во всем доме рвешь обои? Причем не просто чуть-чуть, кусочек, а основательно, лоскутами?

Ответа родители не получили, дочь поджимала губы и молчала. Обои еще некоторое время страдали, потом все прекратилось.

Прошло лет пять, пока однажды мать не спросила уже повзрослевшую дочь:

– Женя, ты хоть сейчас скажи, зачем ты во всем доме обои рвала?

И Женя ответила:

– Я газеты читала. Те, старые, которые под обоями были наклеены. Знаешь, очень интересно было. Потом, я же тогда только читать научилась!