Шрифт:
«Есть такая категория людей – стремительные. Они мгновенно принимают решения, быстро живут, в спешке ошибаются и моментально делают обязательную «работу над ошибками». Скорости их жизни многие завидуют, их опыт интересен и поучителен, он вдохновляет. Но повторять его не рекомендуется – для этого требуется особый склад характера».
Из города к морю вели две дороги. Они тянулись к сосновым дюнам, песчаному светлому берегу и сизой воде. Она, эта стихия, могла быть и кротко журчащей, и беспощадно вздыбленной. Впервые Женя Пчелинцева увидала море в штиль, в тот момент, когда волна, словно тоненькая серебряная цепочка, тихо извивалась вдоль берега. Женя постояла
Вокруг почти никого не было. Только вдалеке семья с собакой, на дюнах загорающий парень и у края моря дед, ворошащий палкой прибитые к берегу водоросли. «Ищет янтарь!» – подумала Женя. Было тихо, только слабый гул воды и крики чаек. Женя внимательно присмотрелась и заметила на горизонте кораблик. «Кто-то куда-то плывет. В новые земли, к новым людям. А я уже приехала. Теперь буду здесь жить, – вздохнула Женя и тут же себя поправила: – Постараюсь здесь жить».
Жене Пчелинцевой было двадцать восемь лет. В город Дивноморск она приехала работать. Несколько месяцев назад ей позвонил руководитель ее диплома и сказал следующее:
– Пчелинцева, как вы знаете, я вас терпеть не могу. И только отлично выполненная вами дипломная работа как-то примирила меня с вашей полной анархией, помноженной на невиданное упрямство и несдержанность. Редкое сочетание…
Женя, все это слушая, улыбалась. Профессор Суржиков ее не любил, это верно. При этом Пчелинцева чувствовала, что в этой нелюбви было больше педагогического протеста против студенческого своеволия, а не чего-то личного. Жене даже иногда казалось, что профессору нравятся ее поступки, он их одобряет, но не может этого показать в силу профессиональной этики. Действительно, если одобрить участие своей студентки в университетском эротическо-политическом календаре, то что же будет?! Все побегут сниматься нагишом с плакатами в руках. При этом Суржиков видел, что Пчелинцева и лозунг умный себе придумала, и вид имела почти целомудренный, хотя и были на ней только высоченные «шпильки». Еще Женя помнила свой доклад о деятелях французской буржуазной революции и собственные смелые рассуждения о ее влиянии на русскую интеллигенцию. «Да не было никакой такой интеллигенции! – бросила тогда Женя. – Нельзя считать, что мизерные проценты от всего населения крестьянской России – это интеллигенция! Ах, если бы у нас состоялась настоящая буржуазная революция! Если бы мы прошли этот путь целиком! Вот тогда была бы страна!» Пчелинцева помнила, как эта ее фраза вызвала бурю эмоций у однокурсников. Кто-то стал что-то доказывать, но Женя коротко и пренебрежительно парировала, не вдаваясь в долгие объяснения. Все, что хотела, она уже сказала и была горда собой. Позднее Суржиков вызвал Женю на разговор, но, к ее удивлению, не сделал замечание по сути, а только произнес:
– Когда полемизируете, старайтесь быть вежливой. Сегодняшний диспут приобрел оттенок базара. И только благодаря вам.
– Но что с ними спорить, они же меня даже не понимают!!! – воскликнула Женя.
Суржиков резко к ней повернулся:
– Ваша точка зрения – это не открытие Америки. Очень многие так думают. Я бы сказал, что это распространенное мнение.
– Что же вы меня не остановили? – фыркнула Женя.
– Мне надо было посмотреть, кто из слушателей выскажет что-нибудь оригинальное.
Пчелинцева осеклась – она вдруг поняла, что интересны были не ее высказывания, а те, кто ее слушал. Она же стала просто частью исследовательского механизма. Как лампочка в опытах Павлова. Расстались они с профессором Суржиковым сурово. Женя считала, что руководитель необъективно оценил ее дипломную работу. Конечно, он поставил ей «отлично», но это было формальное признание, а Жене хотелось, чтобы при обсуждении Вадим Леонидович произнес что-то типа: «Ваша
– Ищу работу. С перспективой.
Она сказала это просто так. Без всякого умысла. И вот спустя много месяцев раздался этот звонок. Ее бывший преподаватель предлагал ей работу:
– Так вот, повторюсь, ваша точка зрения на многие профессиональные аспекты мне не близка. Но вы умны и умеете трудиться. А еще мой бывший выпускник нуждается в своей команде. Настоящей команде. Поэтому я рекомендовал ему вас. Мой совет, не поленитесь, поезжайте на встречу. Переговорите с ним. Вдруг это то, что вам надо… Если, конечно, еще ничего стоящего не нашли.
– Вадим Леонидович, – у Пчелинцевой даже голос сел, – спасибо… Конечно, я поеду, скажите только, куда? Адрес?
– А, адрес? – Что-то новое появилось в интонации Суржикова. – Адрес простой. Город Дивноморск, Липовый бульвар, дом 15.
– Простите? – растерялась Женя.
– Да, да, это не Москва. Это город Дивноморск. Когда люди называли его так, они не врали. Дивный город и прекрасное море. И край исторический. Эти земли раньше принадлежали…
– Я знаю, – с досадой, невежливо перебила его Женя, – но это же из Москвы надо уехать?
– Боюсь, работать на местном телевидении и жить в Москве у вас не получится. А вы не представляете, как это меняет положение вещей. И еще. Там создается новая структура. Серьезная и перспективная в государственном масштабе. Как известно, лучше всего карьеру строить или на закате, или на рассвете. Фигурально выражаясь, понятное дело… Еще раз советую – не пренебрегайте. Там не Москва, но и жизнь там не столичная. Совсем другая. Со своими прелестями. И со своими проблемами. Но там есть море.
В голосе Суржикова послышалась тоска.
– А вы бы на моем месте поехали? – вдруг спросила Женя.
– Побежал бы. Пешком, за вагоном, – не задумываясь, сказал Вадим Леонидович.
– А может, вам…
– Не смешите меня, – сухо ответил Суржиков, – куда я поеду?! У меня кафедра, ученый совет, диссертанты, нет времени статью написать…
– Жаль, – искренне сказала Пчелинцева и вдруг ощутила прилив радости. У нее не было кафедры и ученого совета, она могла поехать хоть на край земли. Вот прямо сейчас, сию минуту, как только закончит разговор с профессором.
– Я согласна. И я выезжаю на встречу. Диктуйте контактные телефоны.
Через пять дней Женя прилетела в Дивноморск. Три часа у нее ушло на все переговоры, знакомства и уточнение деталей. Вечером она вернулась в Москву, в сумке у нее лежал договор – ее брали на работу во вновь создающуюся структуру Центрального телевидения. Это структура, которую все называли Агентство, должна была вещать на западный регион и базировалась в Дивноморске. Она позвонила Суржикову:
– Вадим Леонидович, спасибо вам. Меня берут, и договор у меня на руках. Я даже не знаю, как вас благодарить!