Босиком по стеклам
Шрифт:
Его губы дернулись, а сам он не решился посмотреть мне в глаза. Словно ему было стыдно, что он допустил такое в собственном доме. А вот мне стало не просто горько, но и обидно до боли в сердце.
Я не нашла в себе силы написать вопрос, который хотела знать больше всего, так что просто смотрела на отца с надеждой, чтобы он хоть раз глянул на меня так, как смотрел на Алису. И он посмотрел. Но той любви в его глазах не было. Он не соврал.
— Я всю свою жизнь любил Лилю. Лет с шести, — грустно улыбнулся, начиная свой откровенный рассказ. — Мы учились в одном
Он замолчал, словно собирался с мыслями, а затем продолжил.
— Среди них была твоя мать. Валентина. Дочка богатеньких родителей. Избалованная и не знающая слова нет.
В его мимике отчетливо сквозила горечь. А вот я вся сжалась и встречала каждое его слово настороженно, чувствуя, какая ярость скрывалась за ними.
— Ты думаешь, всё в нашей истории было так, как красиво описывала тебе мать? Нет, любви между нами никогда не было. Она любила. Я ненавидел.
Дернулась, словно от удара, но сидела на месте, желая испить его ненависть сполна. Ведь это последний раз, когда я смотрела на него, как на отца. На мужа своей мамы.
— Если бы не ее отец, я бы женился на Лиле, как и хотел. Твой дед был весьма богат, для любимой дочурки ничего не жалел. Мою мать тогда уволили с работы, а отца собирались посадить. Как понимаешь, не без помощи Ждановых, — отец скривился, словно воспоминания всё еще причиняли ему боль. — Мне не оставили выбора.
Я так сосредоточилась на словах отца, что не заметила, как Демидов встал за моей спиной. Его руки легли на мои плечи, давая мне необходимую поддержку и тепло.
— В любом случае, всё это времена давние.
Последнее, что он сказал про прошлое перед тем, как достать еще одну папку. Я не решилась ее открыть, ожидая пояснений с его стороны.
— Я не знал про действия Лили за моей спиной, но не снимаю с себя ответственности. Я предлагаю договориться. У тебя завтра будет то, что нужно мне, а у меня есть то, что заинтересует тебя.
Сглотнула вязкую слюну и коснулась ладонью документов. Вот только продолжала смотреть на отца, ожидая дальнейших пояснений.
— Не взглянешь? — вздернул он бровь и кивнул на папку. Затем его взгляд поднялся на Глеба, который сжал мои плечи чуть сильнее. Видимо, сказал что-то моему отцу.
— Если вкратце, — услышав Демидова, он продолжил, снова посмотрев на меня. — Часть бизнеса в свое время и так была оформлена на меня. Не основная, но скажем так, более значимая. Не в плане финансов, но ты оценишь, дочь.
Еле сдержалась, чтобы не скривиться. Мне не хотелось, чтобы он называл меня дочерью.
— Ты помнишь дом, в котором жили родители твоей матери?
Я кивнула. Конечно, я помнила. Это то место, о котором я вспоминала с любовью. В свое время дедушка начинал бизнес с малого, продавал урожай с яблоневого сада, который достался ему от его предков.
— Земельный участок после их смерти в свое время был переоформлен на меня, так что в наследство Валентины не входит,
Я читала слова по его губам, и мне было горько осознавать, что всё наше общение свелось к наследству. Положила ладонь на руку Глеба, нуждаясь в тепле его кожи. И это придало мне сил дослушать предложение отца до самого конца. Вот только мне нужно было время, чтобы принять окончательное решение.
На удивление, отец не стал настаивать, только озвучил условия сделки и отпустил нас, как только мы изъявили желание уйти.
Эта ночь стала для меня испытанием, невероятно трудным и полным размышлений. Я всё вчитывалась и вчитывалась в текст, который не понимала до конца. Активы, акции, недвижимость, право управления. Не было совершенно никакой радости, что мне исполнилось восемнадцать. Только горечь взрослой жизни.
Глава 30
На следующий день Глеб снова поехал со мной. Держал за руку всё то время, что нотариус зачитывал завещание, содержание которого я знала и без него. Единственное, за что была благодарна отцу — что Лилию он сразу же выставил за порог кабинета, хотя она порывалась присутствовать, не понимая, что ей здесь не место.
— Поскольку в момент вступления в наследство вы были несовершеннолетней, право распоряжения движимым и недвижимым имуществом было у вашего отца Михаила. Я здесь, чтобы обеспечить передачу активов в ваши руки.
Это был Соломон Давидович, работавший еще с моим дедом, и я пыталась вспомнить, что случилось после смерти мамы. Поскольку долгое время я лежала в больнице, где и выявили мой недуг, то и завещания я не читала и о его содержании не слышала. Мне не верилось, что нотариус мог пойти на сговор с отцом, вздумай он лишить меня всего, но ведь было много способов, как Топорков мог оставить абсолютно всё себе. Однако не сделал этого в итоге. Кажется, остатки совести в нем еще тлели.
— Нина Михайловна? Всё в порядке?
Я кивнула, когда Соломон Давидович повторил свой вопрос. Всеми документами занимался Глеб, которому я доверяла, так что подпись я ставила только при его одобрении. Он злился, что я вообще пошла на уступки, но понимал, что это наименьшее из зол и не препятствовал этому, однако всё же заставил меня выставить условие, которое неохотно, но отец принял — отдаю я ему только десять процентов акций, которые завещать он может только мне, а также даю право на мой голос в компании на ближайшие двадцать лет.