Босоногий гарнизон
Шрифт:
На крыльце загремели шаги, послышалась немецкая речь, потом дверь захлопнулась. В хату вошли староста и Асмус. Автоматчики остались у окон во дворе.
— Хлеб-соль хозяевам, — приподняв фуражку, хмуро поздоровался староста.
— Проходите, — так же хмуро бросил Филипп Дмитриевич.
Немец и староста окинули комнату придирчивыми взглядами. Асмус оттолкнул Аксена и прошел в переднюю. Открыл стол, поднял перину на койке, сбросил на пол подушки. Он обшарил все уголки в комнате, на чердаке, в хлеву. Автоматчики раскидывали солому, перекопали
— Господин комендант интересуется, — сказал староста, — не слышал ли ты, Филипп, о краже на немецком складе? На речке мы нашли вот эту штуковину. — Староста достал из кармана помятый конверт с расплывшимся адресом.
Аксен ничем не выдал своего волнения. Только кончики пальцев на руках задрожали, но он сжал их в кулаки.
— Мы найдем эта сволошь, — резко сказал Асмус. — Если ви будете ее скрывайт, ми вас расстреляем. Все! — Он круто повернулся и вышел.
Староста помял пальцами конверт, с подозрительной усмешкой глянул на Аксена, потом на Тимошку.
— Вас, хлопчики, это касается, следы-то остались, — сказал он с ехидцей и пошел вслед за немцами.
Филипп Дмитриевич вышел закрыть калитку. Аксен глянул на Тимошку и облегченно вздохнул.
— Проехало.
— Нехай ищут, — сказал Тимошка.
Через два дня Вербовка опять всполошилась. Кто-то увидел на сельсовете объявление. Но это объявление было совсем необычное. Тремя разными карандашами на листке тетрадной бумаги было написано: «Товарищи! Немцы брешут, что Советская власть разбита. Брешут, сволочи, что Сталинград сдался: город наш, и и наши скоро придут. Не верьте гадам».
Внизу красовалась яркая звезда, а под ней стояла подпись: «Партизаны».
Глядя на листовку, Филипп Дмитриевич сразу узнал, кто нарисовал эту яркую звезду, но никому ничего не сказал, решил поговорить с Аксеном дома, один на один.
ПРОТИВНИК НЕРВНИЧАЕТ
В первых числах октября начались первые заморозки. Лужи, образовавшиеся в займище после дождей, подернулись хрупким, прозрачным, как стекло, ледком. Мелкое слюдяное крошево появилось и у берегов Донской Царицы. Ветер, как говорили казаки, повернул с города, с севера.
Немцы все еще продолжали уверять, что Сталинград скоро падет и Россия будет уничтожена, но люди ждали других перемен.
День и ночь тащились через Вербовку тяжелые немецкие тягачи и автомашины. Они шли по широкому грейдеру, к Дону. В кузовах машин сидели унылые солдаты с поднятыми воротниками шинелей и стеклянными глазами смотрели на чужие поля. Над грузовиками торчали пулеметы. Гитлеровцы не чувствовали себя спокойно в собственном тылу.
Над Вербовкой все чаще стали пролетать самолеты с красными звездами.
Аксеновский гарнизон честно нес
Аксен часто приходил в займище к раненому командиру, приносил ему пищу, перевязочные материалы. Нога у командира начинала заживать. Аксен сделал для него небольшой шалаш в густом перелеске, натаскал сена.
Эта встреча была вечером.
— Так, говоришь, немцы партизан ищут? — спросил командир Аксена, когда тот рассказал ему о приказе коменданта.
— Ищут.
— Это хорошо! — улыбнулся командир. — Взрывать бы склады надо, уничтожать машины, но вы не сможете сделать этого. А вот в страхе держать их — это вам под силу. И это очень здорово. Пусть думают, что действуют настоящие партизаны. Пусть нервничают. На войне и это важно.
Аксен гордился похвалой. Но все же он робко попробовал возразить:
— Мы и воевать сможем. Уйдем в леса — ищи тогда. Налетим на немцев, думаешь, не перепугаем? У меня все стрелять умеют.
— Хвастаешь, — добродушно усмехнулся командир.
— Я хвастаю? Ничуть не хвастаю, — заговорил Аксен. — Можешь проверить.
— Нет, не надо, Аксен… Делай начатое дело. Оно очень нужное дело… А насчет налетов я тебе просто отвечу. Налететь на хутор можно. Да что толку? Ведь вас, как куропаток, перестреляют. Вот и обрадуется твой Гук. Нет, Аксен, действуй тайно. А потребуется — в лес уйти недолго.
— Опять листовки клеить?
— Да, листовки. Ты думаешь, это простое дело? Народ их читает. Понятно? Читает и думает: хорошие те люди, которые правду приносят, рискуя жизнью. Разве покорятся такие люди врагу? Да ни за что! Вот о чем ты заставляешь думать своих хуторян… Но к листовкам можно и еще кое-что добавить, — командир выразительно глянул на Аксена.
Аксен поднял жарко поблескивающие глаза.
— Праздник скоро! Понимаешь? Великий праздник, Аксен. Помнишь, небось, как флаги на школе вешали?
— Помню.
— Этого не забудешь, — твердо сказал командир и вдруг тихонько хриплым голосом запел:
Вперед, заре навстречу, Товарищи в борьбе! Штыками и картечью Проложим путь себе…Помнишь эту песню? — неожиданно спросил он.
— Помню.
— Да, Аксен. Все мы помним, чем обязаны нашей власти. Жизнью обязаны… Понимаешь, какой это праздник близится?
— Понимаю, — взволнованно ответил Аксен.