Босс для Ледышки
Шрифт:
С тех пор, как папы не стало, я и наревелась, и нагоревалась, и вдоволь позлилась даже, но бесконечно длиться это не могло. Пришлось принять очевидное. Правда, и не без ошибок с моей стороны.
Познакомившись с Сергеем, я смалодушничала — сейчас-то я могла себе честно в этом признаться. Вообразила, что он сможет стать надёжной опорой не только мне, но и моим родным. Сама виновата. И виновата вдвойне, сразу не сообразив: расплачиваться за мои заблуждения будут и мои родные.
Итогом этих отношений вопреки всем моим мечтаниям о «долго и счастливо» стал повешенный на меня чужой долг, потому
А вот мама…
— Я же предупреждала, никогда и ни за что не пускать его в квартиру. Мам, ну как так-то?..
Я стащила сапоги, вокруг которых на линолеуме успели набежать лужицы обтаявшего снега, и повела рыдающую мать на кухню. Усадила её за стол, вынула из шкафчика успокоительное:
— Выпей-ка. Вот вода, — выхватив из зажима пару бумажных салфеток, протянула вслед за стаканом. — Всё, бог с ним. Что сделано, то сделано. Не рви себе сердце.
На душе кошки скребли, но никакие деньги не стоили того, чтобы так по ним убиваться.
— Мам, ну пожалуйста…
Как-то уж так вышло, что мне второй раз за день пришлось унимать чужие слёзы. И во второй раз очень хотелось расплакаться самой. Но нельзя, сейчас нельзя. Может быть, потом, ночью, когда все благополучно уснут и никто меня не услышит.
Мама понемногу успокоилась и, поддавшись моим уговорам, рассказала, как всё произошло. Никаких открытий, впрочем, я для себя не сделала. Сергей, умело играя на эмоциях, умудрился наплести ей с три короба о том, что мы с ним обо всём договорились, и он вернулся за своими вещами с моего разрешения. Мать, растерянная его уверенностью и напором, почти не сопротивлялась. Вот и вся история.
В итоге он прихватил с собой не только давно упакованные мной в две больших коробки остатки его одежды, игровую приставку и какую-то мелочь, но и, как мне казалось, надёжно спрятанную в одном из закрытых на ключ ящиков стола шкатулку с деньгами.
Кажется, я теперь никогда и не узнаю, откуда ему стало известно, что я вообще хранила там деньги. Складывать их туда я начала уже после того, как он меня подставил, мы с ним расстались и я выставила его из дома.
— Женя, я честно… он говорит, что, вот, Елена Степановна, хоть сейчас ей наберите и спросите… но, говорит, очень спешу… говорит, у его матери операция на сердце… и что ему сейчас же надо забрать вещи… что договорился продать что-то из них…
Я слушала сбивчивые объяснения матери, и всё, чего мне сейчас хотелось, это крепко её обнять и вдоволь нарыдаться вместе с ней. Но я знала, как сильно её пугали мои слёзы. Как-будто стоило мне заплакать, и рушилась последняя стена, на которую она ещё могла опереться.
И я, конечно же, сдержалась. Хотя бы ради неё. Иначе, не дай бог, по жестокой иронии судьбы именно нам потом и не обойтись без поиска денег для операции на материнском сердце.
— Бог с ним, мам, говорю же, — пробормотала я, поспешно смахивая с щеки предательски выкатившуюся из уголка глаза слезу. — Забудь. Знал же, сволочь, что я на работе, а ты не откажешь. Ну вот так по-дурацки в жизни бывает. Ну что теперь, вешаться?
— Может, в полицию обратиться?..
Я посмотрела в родные заплаканные глаза и покачала головой:
— Мам, ну какая полиция?.. В квартиру сама его впустила, вещи забрать разрешила. Да и пока они будут разбираться, он десять раз успеет эти деньги спустить.
Мама вздохнула, в который раз промокнула глаза салфеткой:
— Ты же ведь платье себе купить хотела…
Я хмыкнула и кивнула, снова вспомнив о поручении Волкова:
— Да уж… Знаешь, может, так Вселенная настойчиво намекает, что в этом году мне никаких празднований не положено. Что на этот Новый год у неё на меня какие-то другие планы.
Знала бы я тогда, насколько правдивы оказались мои слова…
Глава 8
Мягкий свет, вкрадчивая музыка, разговоры и смех, огоньки гирлянд, ель и остролист, уютные новогодние ароматы цитруса и хвои… Обширная лаунж-зона главного офисного здания Volkoff Center преобразилась для встречи Нового года. Народ прибывал, и от окружающих в эти дни особенно легко передавалось праздничное настроение, даже если своё застряло на нуле.
Андрей стоял в углу просторной залы, прислонившись к отделанной под тёмный мрамор стойке и наблюдал за главным входом, грея в руках стакан со скотчем.
— Обозреваешь свои владения? — от бара, за которым уже вовсю хозяйничал обслуживающий персонал, к нему шёл Никита с настолько довольным видом, будто свою программу минимум на сегодняшний вечер уже выполнил.
— Слежу за порядком, — скривил губы Андрей и поймал посерьёзневший взгляд друга.
— Андрей, ты же не собираешься…
— Слушай, голубь мира, бросай дёргаться. Я похож на патологического любителя потанцевать на граблях?
— Можно подумать, все мы топчемся на них намеренно, — проворчал Никита и со стуком опустил свой стакан на стойку. — Глазом моргнуть не успеешь, как вспылишь. А то я тебя не знаю.
Андрей поморщился, но промолчал. Внутри ворочался не до конца прирученный зверь — глухо порыкивал, но послушно прятал клыки и когти, лишь только потому что приказа выпускать их не было.
В памяти сами собой всплыли воспоминания об их последнем разговоре несколько дней назад.
— Андрей, я тебя умоляю, только не лезь во всё это прямо сейчас, — взмолился Никита под конец их диалога в переговорной. Он совершенно явно и сам был не рад, что посвятил друга в офисные сплетни, но сказанного не воротишь, а отмахнуться от новой информации Андрей уже не смог бы.
И он, сцепив зубы, в ответ пообещал себе и другу, что устраивать разборки из-за всей этой идиотии с «охотой на Ледышку» в праздники не будет. Тем более что неплохо бы перед этими самыми разборками собрать информацию о происходящем, чтобы не наломать дров. И он уже даже знал, кому поручит этим заняться.
Поэтому пришлось отыскать некое подобие золотой середины — проследить, чтобы хоть сегодня, в годовщину безобразного скандала, не случилось никаких эксцессов. А со всякими нездоровыми инициативами на рабочем месте он разберётся, когда фирма вернётся к трудовым будням после праздников.