Босс и молокосос
Шрифт:
Денис отстранился и как-то грустно посмотрел на меня.
— Вот я и пытался как лучше… — задумчиво протянул он. — Но, видимо, тут, как и в бизнесе — придется делать все самому.
Он снова положил руки мне на предплечья, но на этот раз сжал их сильнее. Нахмурившись, я затрясла плечами.
— Что ты… — я не успела договорить, потому что Денис вдруг повалил меня на кровать и склонился надо мной. Поднявшись на локтях, я постаралась выбраться из-под него, но своими сильными руками он вдавил меня в кровать и принялся жадно, страстно целовать. Он поймал мои губы и запечатлел на них такой горячий поцелуй, что я вмиг передумала сопротивляться. Горячее желание накрыло волной, и я ответила на его поцелуй. Денис довольно усмехнулся, лишь на миг отстраняясь от моих губ.
— Вот так, девочка, я же знал, что ты себя не обманешь, — сказал он, прижимая меня к себе все сильнее.
Вдруг я услышала резкий звук открываемой двери.
— Эй, а у меня, оказывается, ключ-карточка подходит к твоей двери, прикинь! Я знаю, что уже поздно, и ты хотела спать, но я пришел пожелать тебе спокойной ночи, а еще…
В комнату вбежал Максим. Улыбка быстро сползла с его лица, когда он увидел открывшуюся перед ним сцену. Я с ужасом наблюдала, как его лицо покрывает маска, выражающая эмоции ошеломления и презрения. Не в силах пошевелиться от настигшего меня страха, я продолжала смотреть на него испуганными глазами. Денис только одарил Максима раздраженным взглядом.
— Вообще-то, без стука врываться неприлично, тебе об этом не сообщали? — недовольно процедил он, слегка отодвигаясь от меня. — И что тебе здесь вообще понадобилось?
Макс все так же стоял, примерзший к месту, будто бы его парализовало. В его глазах читалось столько боли! У меня в горле образовался комок — боже, что я наделала!
— У меня к Вам такой же вопрос, — внезапно осипшим голосом проговорил Максим. — А, впрочем, не надо ничего говорить, я сам вижу.
Не говоря больше ни слова, он развернулся и мигом выскочил из комнаты. Я тут же вскочила следом за ним.
— Нет, Макс! — я быстро натянула первую попавшуюся под руку обувь и побежала вслед за ним.
От шока и слез, которые начали ручьем катиться из моих глаз, я не видела, куда бегу. На мне был только халат, но это было неважно, самое главное сейчас — найти Максима. Такого родного, такого моего… С ужасом я осознавала, что происходит сейчас. Я вспомнила его холодные, полные боли глаза.
Кажется, я его потеряла.
Глава 17
Я металась по отелю, а проходившие мимо люди смотрели на меня как на безумную. Меня это мало волновало — впрочем, а разве я не была безумной? Я ненавидела себя за то, что сделала с Максимом. Вот понадобились мне все чувства на свете! Двоих мужчин захотелось! Теперь расплачивайся!
Я понимала, что вряд ли что-то смогу исправить после той сцены, что он увидел. И если эту сцену можно было еще как-то оправдать, то моим прежним поступкам оправданий не находилось. И все же я должна была найти его, заглянуть ему в глаза, самой все объяснить…
В комнате его, конечно же, не оказалось. Ресторан уже был закрыт. Вытирая жгучие слезы, я выбежала на улицу, не обращая внимания на то, что на улице холодно, а на мне надет только лишь тонкий халат.
Я обязательно тебя найду! Все будет хорошо! Пожалуйста, прости меня! — повторяла я как мантру. Больше ни о чем я думать не могла.
Я оббежала отель кругом. На заднем дворе отеля находилось несколько беседок и скамейки. Было поздно, поэтому там никого не было. Максима я нашла легко — он сидел на одной из скамеек ко мне спиной.
Первой моей реакцией была радость, и я чуть не кинулась бегом к нему в объятия. Потом вспомнила все, что случилось… Я сильно замедлила шаг. Ох, я даже не знаю, что теперь делать.
Медленно подойдя к нему, я осторожно дотронулась до его плеча.
— Максим… — тихо начала я.
Максим резко дернулся и вскочил.
— Не подходи ко мне, — злобно рыкнул он. Я испуганно отскочила в сторону. Никогда не видела его в таком гневе. — Ты больше не имеешь права это делать!
— Макс, я не хотела ничего такого… — я снова разрыдалась. Максим смотрел на меня равнодушным взглядом, но в его глазах все еще читались боль и презрение. — Это все он…
— Хочешь сказать, он домогался тебя? — он все еще говорил в повышенном тоне, но я услышала в его голосе надежду. Я разревелась еще сильнее — ох, как бы просто это все объяснило! Но я больше не хочу ему лгать, просто больше не могу.
— Он все начал… — бормотала я сквозь слезы.
— И давно вы вместе? — голос Максима дрогнул. Я лихорадочно вытирала слезы руками.
— Нет, мы не вместе, я с ним не спала, ничего такого… Нет… — я отрицательно замотала головой.
— То есть, все-таки домогательство? — спросил Максим, заглядывая мне в глаза.
Я пыталась привести в порядок свое дыхание. Слезы мешали разговаривать.
— Лишь отчасти… — честно прошептала я, и Максим резко отодвинулся от меня, словно от чумной. — Но я все это прекратила! У меня нет к нему никаких чувств!
— А что, были? — скривился Максим, от чего мое сердце болезненно сжалось.
— Я… — не выдержав, я снова разрыдалась.
Максим прерывисто выдохнул, будто бы тоже собирался заплакать. Утерев глаза, я увидела, что его глаза повлажнели, но плакать он не стал.
— Все ясно. Теперь понятно, почему ты не подпускала меня к себе на работе! Боже, каким я был глупым! И все эти разговоры за ужином… Кто-то статуснее! Да вы же просто насмехались надо мной! — охрипшим голосом воскликнул он и опустил глаза. — Нам не о чем больше говорить. Уходи. Между нами все кончено.
Мое сердце ухнуло куда-то вниз. Мне и самой казалось, что я сейчас куда-то рухну, но под рукой вовремя оказалась спинка скамейки. Невидящим взором я уставилась на Макса.
— Нет, нет… — бормотала я, лихорадочно мотая головой из стороны в сторону. Я умоляюще посмотрела на него, но тот даже головы не повернул в мою сторону. — Макс, я хочу быть с тобой, я понимаю это совершенно точно. Не бросай меня, нет, мне никто, кроме тебя не нужен, честно…
Я бросилась к нему и протянула руки, чтобы дотронуться до его лица и обратить на себя его внимание, но Максим ловко перехватил мои руки в воздухе и чуть грубовато оттолкнул. Я потерла занывшее запястье. Заслужила! — пронеслась в голове невольная мысль, от чего стало еще более горько.