Босс. Абсолютная власть

Ганова Алиса

— Я не смогла. Не смогла, потому что нельзя жить с таким грузом, Слав. Я поступила некрасиво, продав твои подарки. Но красиво ли поступил ты, когда не сделал и попытки разобраться в ситуации? Да и не подарки это были, — я горько усмехнулась. — Тряпки для резиновой Зины. Хотя такие мужчины как ты, резиновых кукол не трахают.

Я не хотела ссориться, но меня понесло, потому что он сидел и даже глазком не глянул на бумаги. И это стало тем, что запустило цепную реакцию. До этого я пыталась держаться, не показывать ту боль, что терзала меня. Я прикусывала язык,

касаясь сложных тем, не хотела ссориться, однако теперь лавина чувств и эмоций хлынула, сметая на своем пути здравый смысл, осторожность, сдержанность. Тем более, что Слава так и не притронулся у доказательствам.

Неужели думает, что я их подделала?!

— Я не брала тех денег, Слав! Не брала, слышишь?! Да посмотри же!

Нет. Даже не шелохнулся, будто ему это и не надо. Сидит, смотрит и молчит. Издевается надо мной?!

"Или ему все равно?" — опешила я на мгновение.

— Ты предлагал оставить все позади, Слав. Заманчиво. Очень. Только я не могу позволить тебе, человеку, к которому не равнодушна, думать, что я воровка. Пусть я и ты из разных слоев, но у меня тоже есть гордость. Я тоже ценю свое доброе имя. В конце концов, я бы не смогла спокойно жить опозоренной! Это свело бы меня с ума, сломало бы!

Я уже кричала, не сдерживаясь, а он продолжал равнодушно сидеть и смотреть в одну точку.

— Слав, ты слышишь?! Я хочу оставить все позади! Я хочу простить тебя!

Он поднял голову. Кивнул и неожиданно так спросил:

— И как ты хочешь наказать Агнию?

У меня сердце как будто остановилось. Он ведь не посмотрел в бумаги, не рассмотрел фотографии. Так откуда…? Он знал?!

— Ты знал! — осенило меня и, хорошо, что я случайно оперлась спиной на дубовую столешницу, иначе бы рухнула на колени.

— Вика…

— Ты знал! — закричала я и разрыдалась. — Ты знал! Ты знал! — Меня будто зациклило на этом. Я твердила это, как попугай, потому что не могла поверить в такую подлость. Ведь как удобно, как великодушно было с его стороны предложить оставить все позади. И я, как радостная шлюшка, виляя хвостиком, должна была согласиться и вилять хвостом: "Да-да-да"! Все ради того, чтобы потешить свое самолюбие? Должна была плюнуть на гордость, на честное имя, на доверие и радоваться, что принц обратил внимание на замухрышку, затраханную кредитами и ложными обвинениями?! Или он не хотел признавать своих ошибок, решив растоптать мою гордость?!

Я как будто вернулась в тот день в его кабинет.

— А тогда, когда ты хотел поставить меня на колени, тоже знал? Может быть, твой помощник сам сунул обертку от бабла в мою сумку? А что, наш бух возрастная, у Маринки дети и муж, а Агнию ты отсеял. Оставалась я? — отчеканила зло, с ненавистью.

Во мне все полыхало, разрывалось от боли, презрения к тому, кого я еще недавно так любила, и ради кого готова была отдать слишком многое, лишь бы быть с ним, дышать с ним одним воздухом, чтобы смотреть на него спящего, любоваться и плакать от счастья…

— Вика, остановись, — Слава вскочил, шагнул ко мне, но я выставила руку, предостерегая, чтобы он не смел

приближаться. Не верила, что он, теперь такая влиятельная шишка остановится, однако остановился. Но сразу начал оправдываться. — Я узнал об этом не так давно. Как только я понял, что ты не могла этого сделать, — попытался меня обнять, но я отшатнулась и брезгливо поморщилась. — Я нанял детектива, он все разузнал. Но что потом было делать, когда все уже раскрутилось, завертелось! Да, тебе кажется, что я поддонок, но я люблю тебя! Вика! — Он все-таки обнял меня.

Как же больно! Как хочется ему верить. Как хочется остаться и забыть все, что произошло…

— Я тоже тебя люблю, — улыбнулась я сквозь слезы. Слава обрадовался, но я продолжила: — Однако себя я люблю больше.

— Не понимаю! — он растерянно заморгал. Пытался заглядывать в глаза, найти лазейку обратно в мое сердце, повернуть все вспять, но невозможно дважды войти в одну и ту, же воду. Да и я не хочу, потому что эта река попахивает. Если рвать, то это надо делать сейчас и недвусмысленно, иначе все, что сейчас выплеснула, покажется ему искусной игрой, цель которой, как и любой другой дорогой шлюхи — сорвать куш подороже. Однако я не шлюха и не хочу ею быть, поэтому баста.

— Завтра… я оставлю на работе два заявления: на увольнение и на отпуск.

— Вика!

— Я ухожу, Слав. Не хочу стать жадной до денег тенью, стервой, вроде той сучки, что прервала нас у бассейна. А рядом с тобой… Рядом с тобой никем иным я стать не смогу.

— Вика, этого не будет!

— Будет! Потому что ты сам хочешь, чтобы с тобой были только такие хищные тени. Тебе не нужна я, мои чувства. Для тебя это все игра. А я не игрушка!

— Вика, перестать городить чушь!

— Чушь?! — я подняла дрожавший подбородок. — Ты мог быть честным, мог рассказать, обсудить. Я бы поплакала и… И все было бы хорошо. Но ты не захотел, и все погрязло во лжи. Вот и живи в ней. Без меня…

Он поймал меня в объятия, принялся целовать мои мокрые щеки, шептать слова любви, что-то еще, но я не слушала его, потому что внутри меня уже ничего не отозвалось. Я просто стояла, терпела его прикосновения и ждала, когда уже можно будет пойти. Потому что все умерло, разом ухнув в бездну.

— Все, что осталось из вещей, в твоей комнате. Деньги, оставшиеся от продажи, в трельяже. Там же ювелирка… — глухим голосом отчиталась

— Это твои вещи.

— Ничего не хочу брать, — стряхнула с плеч его ладони и двинулась из кухни, чтобы скорее покинуть этот дом.

— Водитель по-прежнему твой! — крикнул Славка, следуя за мной попятам. Не знаю, может остановить хотели. Или проследить, чтобы ничего не прихватила, уходя… Плевать.

— Спасибо, это мило с твоей стороны.

У меня случайно была собрана маленькая сумочка — трусы, мыльно-рыльные принадлежности, джинсы и кроссовки. И куртка. Я собиралась навестить отца. Вот и славно, что все так сложилось. Мне больше ничего не нужно, водителем я воспользуюсь последний раз. И на этом все. Хватит. Из шлюх в принцессы не прыгают даже в сказках.